Получив удар, Стив бросился собирать с пола газеты, на которых красовались портреты Дэйтлона и всей его команды. На одном из снимков был Олин Феннер. Улыбающийся парень в форме воздушного десантника. Другого снимка ребятам из криминальной полиции, видимо, найти не удалось. Веселость и жизнерадостность Феннера на фотографии еще больше взбесила Доккера. Заголовки кричали о банде налетчиков из Чикаго. Мелькали суммы с многочисленными нулями, а знаков вопросов стояло больше, чем точек.
Собирая с пола газеты, Джилбоди бубнил себе под нос:
— Я достану его, босс. Я достану его!
— Заткнись! — прервал его нытье Доккер. — Немедленно досье Феннера ко мне на стол. И Люка ко мне.
Джилбоди вскочил на ноги и вылетел из кабинета. В дверях появился Люк, человек, который редко отходил от Чарли, и когда тот работал, Люк сидел у дверей, как положено сторожевому псу. Различие заключалось в том, что Люк не носил ошейника.
— Вот что, Люк. Спустись в службу безопасности и подбери команду из пяти-шести толковых ребят.
— Как я могу понять, кто из них толковый, босс. Кадры подбирает Стив, а не я. Он их сортирует, оформляет и задействует.
— К сожалению, это так. Ладно, иди, я позову тебя позже.
Люк вернулся на свое место и продолжил дремать на своем табурете.
Чарли уперся ладонями в многослойный подбородок и уставился на чернильный прибор. Веко левого глаза заметно дергалось. От подобных шоков не сразу придешь в себя. Чарли никогда не винил всех подряд, он и себя не щадил, понимая, что промахи такого масштаба без вины руководителя не случаются.
Чарльз Доккер был человеком самокритичным, умным, работоспособным и прозорливым, а его осторожность, миролюбие и дипломатичность помогали ему держаться на плаву уже более пятнадцати лет. Гигант черного бизнеса с отрицательными внешними данными — редкое явление. Доккер напрочь был лишен обаяния. Его внешность была комичной. Маленького роста, с короткими ножками и огромным животом, он выглядел, как бочонок на подставках. Огромная курчавая шевелюра с торчащими в разные стороны черными спиральками волос и крупной плоской лысиной на затылке в комплексе со взглядом выпученных глаз из подлобья и длинным крючковатым носом делали его копией безрогого барана. Однако выражение глаз цвета пережаренного кофе не носило отпечатка бараньих мозгов. У Чарли были умные и пронзительные глаза, и, пообщавшись с этим человеком несколько минут, забываешь о его внешности и понимаешь, что он не зря занимает свое кресло.
Между пятнадцатым и двадцатым годами отец Чарли участвовал в войне между еврейской и итальянской группировками за влияние на Нижнем Ист-Сайде. Тогда группировка еврейской общины взяла верх, и отец Чарли взял в свои руки торговлю сахаром и спиртным. Во время сухого закона, когда итальянцы взяли верх, Чарли заменил убитого в одной из разборок отца и отказался идти путем мести, а пошел на переговоры и заключил мир, разделив сферы влияния. Но торговля спиртным не прельщала Чарли, он не видел перспективы и предчувствовал скорый конец этого бизнеса. Его увлекла идея создания централизованного концерна по закупке оружия, которого так не хватало головорезам Капоне, Лучиано, Маранзано, Массерия.
Чарли вложил все свои средства в концерн в разгар бума спиртных поставок. Он продал за большие деньги все свои концессии итальянцам и ушел на поприще вооружения. В итоге оказалось, что Чарли умнее всех, он всегда оставался в стороне. У него покупали оружие и Маранзано и Массерия, устроившие в 1930 году войну Костоломарес. Доккеру было все равно, кто бы ни выигрывал схватку, он оказывался в прибыли и никто не таил на него обиды. Прошли времена Маранзано, пришли времена Лучиано. Где-то воевал и доказывал свою силу и влияние Датч Шульц. Много ребят с оружием тогда шныряло по Нью-Йорку, и не только по Нью-Йорку. Все нуждались в хорошем и надежном оружии, и все пути вели к Чарли Доккеру. Он никому не отказывал, он никому не переходил дорогу, и его не интересовали игорные дома, проститутки, наркотики, рэкет. Его не интересовали сиюминутные деньги, неоправданный риск и свора врагов. Доккер был один и стоял особняком от остального мира черного рынка, В этом была его прозорливость и в некоторой степени гениальность. Теперь Чарли имел филиалы в Канаде, на Кубе, в Мексике. У него были хорошие связи со всеми группировками в стране. Уже в конце двадцатых годов Чарли чувствовал себя спокойно. Он не боялся угроз самого Капоне, ибо знал, что остальные семьи встанут грудью на его защиту. В итоге боевики смирились и поняли, что магазин есть магазин. В нем покупаю я, в нем может покупать и мой враг.
Итак, великий Чарли, чьи портреты никогда не появлялись в газетах, у которого никогда не было обысков и облав, к которому с почтением относились главы семей Нью-Йорка и федеральные власти, профсоюзы докеров восточного побережья, крупные банкиры и дельцы с Уолл-стрит, был обманут. Обманут, обведен вокруг пальца и оскорблен человеком, к которому он относился, как к родному сыну.