Едва взглянув на него, сразу понял, почему Вол возвращаться не горит желанием. На его месте я поступил бы также. У сидевшего на кровати носителя были изуродованы ноги, а рядом с кроватью стояло электрическое кресло для передвижения инвалидов. Я даже не удивился виду этого человека. Даю голову на отсечение, что его ноги были искалечены специально, даже знал, чья это работа. Уверен, что почтенный гор профессор именно так отметил своего ценного сотрудника. Другого объяснения быть не могло, не думаю, что нормальных носителей не хватало. Профессор сам говорил, что отбирая носителей, их испытывают под усиленной нагрузкой, попросту говоря, гонят сотню километров, не выдерживающих темпа движения, утилизируют, а затем, пригнав сюда, ещё и корректируют. Не будут же выбирать, специально и везти калеку? А если так содержать разум несколько столетий, делая постоянные пересадки сознания в специально искалеченные тела? Да сбежать от такой длительной пытки, не мечтать может только представитель очень ущербного типа. Только в этот момент пришло сознание тяжести моей миссии. Вол возврату противиться будет усердно, используя все возможности. Хотя…, на этом можно будет сыграть в борьбе с добрым и честным гор профессором. Ладно! До этой борьбы ещё дожить нужно. Пора заниматься делом!
Профессор, пропустив меня в комнату, сам в неё не вошёл. Стоя в дверях он сказал:
— Дорогой коллега! Не буду Вам мешать, только поторопитесь. Оставляю Вас вдвоём!
И он захлопнул дверь. Я обратил внимание, что ручки на двери с этой стороны не было, как и в моей комнате. Камеры были идентичными. Интересно, а комнаты для других сотрудников тоже были такими же? Меня бы полная идентичность всех комнат не удивила. Профессор по моему понятию всем доверял одинаково. Надеюсь, ему все доверяли соответственно, ну и любили его, исходя из такого его отношения к ним. Даже сейчас профессор наверняка, побежал подслушивать и подсматривать за нами, но это мне не могло помешать, главное было завоевать доверие этого сидевшего на кровати человека, с изувеченными ногами. Этим и занялся.
Подошёл к кровати, протянув руку, представился:
— Владимир, город Москва, государство Россия!
Сидевший на кровати человек, настороженно посмотрел на мою протянутую руку, но свою подавать не спешил, а осмотрев меня, спросил писклявым голосом:
— Тоже вынужденный переселенец? Тебе пофартило! Емкость досталась без дефекта, не то, что мне! И главное невозможно снять стресс, бухла, не дают, тёлок не приводят. Из хаты не выпускают, на прогулки не выводят. Козлы поганые!
Из этого высказывания понял, что руки он мне протягивать не собирался, поняв это, я убрал свою и начал анализировать его речь. Итак, его истинный носитель, судя по его выражениям, это парень лет от 31 года до 34 максимум. В его речи явно звучали интонации "пацана", потёршегося возле "братков" 90 годов. Значит, попробуем говорить с ним понятным ему языком. Средства информации в 90-х усердно создавали образ этих "героев того времени" и у обычных обывателей, и у самих "героев". Я тоже был обывателем того времени и все подробности поведения и нравов эти "героев" помнил. Общаясь с наёмниками, я многому научился. Как использовать имеющиеся знания нравов? Опыт приобрёл. Эх, мне бы сюда немного моего "эликсира" и ила, он бы этой смеси выпил и полюбил бы меня до гробовой доски. Здесь меня посетила умная, запоздалая мысль.
"Вообще-то нужно предусмотреть кое-какой инвентарь на тяжкий случай в жизни и носить его всегда при себе. Мало ли что случиться может?"
Оставив себе такую заметку на будущее, приступил к делу:
— Понял! Позавидовал мне, и знакомиться не хочешь? Лады! Мне это в жилу. А то тут навязывают мне поручение искать твою ёмкость. Это мне нужно? Навара никакого, одни хлопоты. Ты вижу мазохист, в щербатой ёмкости тебе обитать в кайф. Вот и балдей, а я отчаливаю. Прощай "братишка"! Мне проблем меньше.
Сделал вид, что собираюсь покинуть его комнату. Это с учётом запертой двери, было сделать сложно. Но он на такие мелочи внимания не обратил и всполошился. До него дошло всё сказанное мной. Наверно сказал всё правильно, а может он и не знал, как правильно, но его проняло. Лицо его скривилось и он, едва не заплакав, залепетал:
— Вы простите меня! Если что не так сказал. Просто я в те годы, когда народ правильным отношениям учился, ещё молодым был. Но скажу честно, увидел Вас и подумал, опять подстава, они уже раза три так делали. Одежда здесь у всех одинакова, как разобрать? Кто есть кто? Но так правильно говорить, как Вы, они не умеют. Лохи! Вот Вы говорили и по Вашей речи, я всё понял сразу. Это не подстава! Не уходите! Я согласен на всё!
Решил немного ослабить давление. Мне нужно было, его добровольное сотрудничество, а не его страх запуганного человека. Но гор профессор фрукт! Уже пытался вытянуть из его сознания сведения, только не знал какие. А я знаю!