— Слушаю, — и голос был не мой. Какой-то глухой и хриплый.
— Здравствуй, Диана. Привези сегодня ребёнка. Мама в больнице и хочет видеть внука.
Ох, кошмар! Надеюсь, она не из-за новости про меня с Павлушкой туда попала.
— Да, конечно, я привезу. С ней все будет хорошо? Куда подъехать?
— В городскую. Как будете на месте, позвони, я спущусь, — на этом Гриф скинул звонок.
Ну вот и началось! Где бы взять машину времени и перенестись в завтра, когда всё самое страшное будет позади?
Мелкий дорогу переносил хорошо: его не укачивало, рассматривать в окно машины и пейзажи не надоедало. К тому же восторженные комментарии об увиденном давали мне возможность поддерживать беседу не менее восторженными угуканьями и поддакиванием. Самой же в это время можно было сосредоточиться на дороге и продумать линию поведения с Матвеем и его семьёй.
Да, я виновата. Да, мне бесконечно жаль, что Светлана Павловна не знала о внуке. Но ведь сделанного назад не вернуть. Я попрошу у неё прощения, но выглядеть побитой собакой не стану. Во-первых: это против всей моей природы. Во-вторых: Грифин тоже виноват. Ну а в-третьих: в связи с тем, что у нас у всех обнаружился общий родственник, теперь придётся выстраивать отношения и начинать их с положения бессловесной терпилы я не стану. Если потребуется, буду биться за сына в суде. Продам машину, возьму денег у отца. Да и вообще! Чего мне бояться? Я хорошая мать. Прав лишать меня не за что. А то, что скрыла ребёнка — не преступление. Уверена, что таких ситуаций, как наша, где женщины по разным причинам утаивают ребёнка — полным полно.
В общем, к городской больнице я подъезжала настроенная весьма решительно и, набрав Грифина, сухо ему сообщила о том, что мы на стоянке, а затем отсоединилась, не дожидаясь его ответа. А то взял манеру первым трубку бросать!
Вытащила Павлушку из детского кресла, вручила маленький букетик ромашек и астр, который мы купили по дороге. А потом присела перед ним и провела инструктаж — на ходу я ему про ещё одно знакомство рассказывать не стала.
— Сынок, сейчас мы пойдём навестить в больнице твою бабушку Свету. Очень тебя прошу, будь хорошим мальчиком и разговаривай с ней, как будто давно знаешь, — вообще-то он у меня очень контактный и со всеми разговаривает, будто всю жизнь знает, но я подстраховалась. — А ещё, как войдем в палату, поздоровайся и подари ей цветочки. Хорошо?
— Какая моя бабушка Света? Как у Миши из сада? — уцепился за важное Пашка.
За Мишей часто в сад приходила бабуля, и мы ходили домой вместе.
— Да. Только у Миши — Зина, а у тебя будет Света.
— Ух ты! А где она раньше была? — а вот ответ на этот вопрос я придумать не успела...
— А раньше, малыш, она про тебя не знала, — раздался за спиной голос Грифина.
Я вздрогнула, резко поднялась, взяла Павлушку за руку и уставилась на его папашу с предупреждением. Если он собирается порочить меня перед сыном, я этого просто так не оставлю.
— Мам, а это кто? — мигом заинтересовавшись незнакомым большим дяденькой, спросил Павлушка, подергав меня за руку.
Грифина он разглядывал с огромным любопытством.
— Привет, Павел, а я твой папа, — теперь Грифин опустился перед ним, протянул ладонь для мужского приветствия, которую мелкий с радостью пожал, и принялся жадно рассматривать сына. А сын его.
— Честно? — прошептал Павлушка и ухватился за мой палец сильнее.
Я сжала зубы, чтобы не брызнули слезы, и затаила дыхание.
— Честно, — серьёзно ответил Матвей.
— А где ты был? — спросил сынок и несмело потянулся пухлой ручкой к рассеченной брови Грифа.
Тот не отшатнулся, только сглотнул — я отчётливо увидела движение его кадыка.
— Я... Я очень хотел тебя увидеть, но...
— Так. Всё. Давайте потом обо всем поговорим, ладно? — перебила я Матвея в страхе, что он ляпнет про меня что-то плохое Пашке. — Навестим бабушку Свету, а потом поговорим.
Последнюю фразу произнесла с нажимом, и Грифин глянул на меня хищной птицей, готовой растерзать глупую жертву. Ну а потом подхватил Павлика и поднялся вместе с ним на ноги. От этого сын вынужденно отпустил мою руку, и в тот же миг я почувствовала себя осиротевшей. Господи, дай мне сил пережить сегодняшний день!
Пока поднимались в отделение, отец и сын о чем-то разговаривали, а я шла чуть позади, поэтому о чем они беседовали не знала. Слышала лишь безостановочный Павлушкин лепет, кажется, он рассказывал Грифу историю всей своей трёхлетней жизни. Расслышать подробности мне мешал гул в ушах. Я видела перед собой лишь напряженную спину Матвея и детские ручки, обнимавшие его за шею. Меня основательно потряхивало. Ну а когда мы подошли к палате, и Гриф, опустив Павлушку с букетом на пол, толкнул дверь, у меня вообще перед глазами потемнело.
— Здравствуй, бабушка Света, — сказал мой храбрый мальчик, переступая порог незнакомого помещения без всякого страха, — а я тебе цветочки принёс!
— Боже мой! Боже! — раздался голос Светланы Павловны, в котором отчётливо слышались слёзы. — Внучек мой, как на Мотьку похож, и зовут как папу моего — Павел! Иди скорее ко мне, малыш!