Охота к перемене мест

Возвращаясь той весной из Абакана, он нашел у железнодорожного переезда брошенный за ненадобностью полосатый шлагбаум, замененный автоматическим. Он не поленился, загрузил шлагбаум и полосатый столб в самосвал. Чтобы понравиться Зине и позабавить ее, на переезде через просеку, еще ждавшую рельсов, в глухой тайге появился предупредительный знак: две полосатые дощечки, сбитые накрест, трафарет с надписью «Берегись поезда!» и силуэт паровоза с дымом из трубы.

Ухаживая за Зиной, он иногда не прочь был порисоваться. Однажды сплясал чечетку на узкой балке над пропастью, а застал Зину плачущей. В тот день обещал покончить с ухарством. И «завязал» на всю жизнь.

Вскоре после того как был готов мост вблизи станции Стофато, Зина и Галимзян поженились; комсомольскую свадьбу сыграли в вагончике.

Не успели пожениться, как его вознамерились послать на другой перегон месяца на два.

Зина расстроилась.

— Чудачка! Чем чаще будем расставаться, тем чаще будем встречаться!

— Не согласна. Даже шутить не хочу на эту тему.

В том же году они завербовались на стройку Асуанской плотины в Египет,

Он вспомнил бессонные ночи в Асуане, когда они с Зиной еще не успели приноровиться, или, как теперь говорят, адаптироваться, к африканской жаре. Первое время Галимзян спал в ванне, подложив под голову мокрую подушечку, омываемый струйкой воды, текущей из приоткрытого крана; ночь напролет слышалось легкое журчание. Зина ложилась спать, завернувшись в мокрую простыню. Но милосердная влага не доживала до утра. Среди ночи Зина просыпалась, в высохшей уже простыне шла под душ, мочила простыню заново и досыпала в ней до утра.

Да, улыбнулся про себя Галимзян, когда мучились в Египте от зноя, с удовольствием вспоминали с Зиной житуху на Абакан — Тайшете. Когда позже снова мерзли в вагончиках и палатках в Новой Игирме, не поминали лихом африканскую жару...

Сейчас в темноте, подсвеченной красной точкой сигареты бессонного курильщика, Зина виделась Галимзяну такой, какой была, когда они поженились. Жаль, не сфотографировались тогда вдвоем. Правда, перед отъездом в Египет несколько раз снимались, но все поодиночке. Для отдела кадров, для заграничного паспорта: три сантиметра на четыре, четыре с половиной на шесть...

В Асуане Зине понадобилось мини-фото для пропуска. Местный фотограф увеличил снимок, сделал для себя большой цветной портрет и выставил в витрине. По-видимому, понравилась внешность Зины — экзотическая, с его точки зрения: соломенные волосы, слегка вздернутый нос, большеглазая, шея точеная, как у Нефертити, и такие же царственно покатые плечи. Наши ребята, прогуливаясь перед закатом по набережной Нила, увидели портрет и сказали Галимзяну. Тот помчался в обеденный перерыв в городок. И не подозревал, что у него такая красивая жена! Как бы откупить портрет? Но не менее заманчиво, чтобы гуляющие по набережной любовались Зиной. Он попросил сделать такой же портрет для него. Позже этот портрет висел в палатках, вагончиках, землянках, общежитиях. Жаль, что с годами портрет Зины выцвел, поблек...

Галиуллин закрыл глаза, чтобы не видеть сигареты, то затухающей, то светящейся, — может, огонек мешает заснуть?

Или оттого не засыпает, что не слышно тиканья часов, к которому привык дома? Зину премировали настольными часами на общесибирском конкурсе маляров. Участники соревнования на звание «мастер — золотые руки» работали парами, а Зине пришлось защищать честь Приангарска одной. Жюри не могло учесть всех показателей ее работы, но Зина выработала больше двойной нормы. Она вернулась из Академгородка и радостная, и огорченная. «Твои настольные часы, оказывается, бронзовые. Вроде бронзовой медали!» Они с Мансуром поздравили мать, а та, похоже, ждала утешения...

Он редко уезжал от семьи, а Зина и подавно никуда без него не ездила, только к родным на Смоленщину, в деревеньку Надва Рудненского района. Как же она могла не поделиться подробно с Галимзяном своими впечатлениями об Академгородке?

Город небольшой, весь спрятался в тайге. По деревьям прыгают белки, зимой для них повесили пятьсот кормушек. К деревьям, растущим у самых домов, переброшены с балконов длинные жерди — открыты зимние забегаловки для белок. Над улицей висят голубые дорожные знаки с изображением белки — осторожно! В тех местах белки часто снуют и скачут через улицу,

Зине понравилось, что в Академгородке мало изгородей, не увидишь и клочка колючей проволоки. Еще понравилось, что жители протоптали стежки-дорожки там, где им удобнее ходить, потом эти замысловатые кривые заасфальтировали. Никто не заставляет пешеходов поворачивать только под прямым углом, как указали архитекторы на кальке.

А еще Зина рассказывала, что дома не стоят на одном уровне, иные — на зеленых холмах, взгорках. Рыли фундаменты, сообразуясь не только с общим планом, но проверяли — сухое ли место, не скапливается ли вода после дождя?..

Особенно Галимзяну запомнились стежки-дорожки, какие натоптали жители. Вот бы такие поправки к местным условиям вносили во все важные проекты, когда дело касается новых поселков, городов.