Охота мертвецов (СИ)

Хотели мужики его вытащить из внедорожника и закинуть под колеса поезда, но вокруг быки с карабинами "Сайга" - не подступишься. Кто-то судиться пробовал, да все без толку. А жена Михи, узнав, что пробыла "соломенной вдовой" без малого восемь месяцев без всякой за это компенсации, собрала вещи и ушла. Миха ударился в запой и очнулся тогда, когда его под белы рученьки вывели из квартиры и захлопнули дверь. А в кармане какая-то мелочевка хрустела. Вот тут и отшибло у него к алкоголю тягу напрочь, но - поздно. Работу он так нигде и не нашел, и, наконец, вырыл себе скит на склоне сопки к востоку от города. Жил подножным кормом, случайными заработками, да приворовывал по мелочам иногда.

* * *

Когда мэр начинал отбиваться от наседавших на него депутатов городской Думы, не принадлежащих к партии "Единая Россия", он напоминал разъяренного носорога в стае львов. Ему до почечных колик было противно оправдываться и давать какие-то пояснения по поводу своей деятельности, а на следующий день еще и читать в Интернете собственные словесные перлы, приправленные сотнями едких комментариев. Много раз он давал себе слово не реагировать остро и бурно, медитировал у зеркала, вглядываясь в свое крупногабаритное отражение с мясистым носом и щелочками глаз, придавал лицу благостно-мудрое выражение, с которым так хорошо сочеталась фраза, любимая всеми читинскими чиновниками: "Собака лает, а караван идет".

Но сегодня его опять вывели. И вывели надоевшим от изжоги вопросом: "Господин мэр, в городе уже огромное количество бомжей, их становится все больше и больше, что вы намерены делать?" Мэра взорвало. Он вообще не терпел, когда речь шла о каких-либо тратах и расходах. Его сознание ласкали понятия "прибыль" и "доход". А уж что касается этих бомжей, этих существ, на которых он равнодушно-неприязненно взирал только из окошка своего джипа за двести тысяч долларов, то тут мэра перемкнуло. Он, трясясь от негодования (пальцы привычно вращали авторучку, правда, раза в три быстрее, чем на телеэкране, с ловкостью барабанщика из рок-группы), выпрямился во весь рост и бросил в публику:

- А что я могу поделать? К сожалению, у меня нет лицензии на их отстрел, а других законных способов справиться с ними сегодня тоже нет!

В зале ахнули. Кто-то зааплодировал. Но аплодисменты сперва потонули в свалившейся, как куль с полки, тишине, а затем в зале возник и стал расти гул голосов...

* * *

- Мэр отжег, - констатировал факт средних лет круглолицый широкоплечий мужчина с короткой стрижкой и в костюме от Raffaele Caruso. - Нет, надо быть таким дураком, на почитай, - он протянул своему собеседнику, молодому высокому парню с холеным лицом, планшет. Тот пробежал глазами по тексту на экране и засмеялся. - Мля, это пипец какой-то. На западе после такого надо сразу в отставку подавать. Хотя, с другой стороны, смотри, сколько его поддерживают. Примерно половина комментариев. Может, это и не так глупо?

Разговор происходил в элитном ночном клубе, куда из-за цен вход был заказан не только рядовым гражданам, но даже завзятым тусовщикам. Правда, истинной финансовой элиты в Чите было маловато. А большинство нуворишей предпочитали домашние обильные застолья или выезды на природу. Чтобы не разориться, владельцу клуба пришлось сдавать его на три дня в неделю местной гей-тусовке, у которой деньги почему-то водились. Но сегодня был обычный день, и собеседники заказали еще по порции Курвуазье.

- А правда, вот что с ними делать? Работать они не будут, да и негде у нас работать. Заразу разносят. Воруют. Да и вообще, по идее, разве это люди? Так, мусор. Зверьки.

- Зверьки? - тот, что был в костюме, задумался, грея в ладони круглый бокал. - А ты знаешь, у меня, кажется, появилась идея...

* * *

Он почти не умел считать и вообще слабо разбирался в символах и условностях, принятых человечеством. Рожденный и выросший в урановой штольне, он умел выживать при сорокаградусных морозах, без оружия и еды, лекарств и одежды. Сейчас он пробирался, ступая почти неслышно по тропке, тянувшейся вдоль шумной автотрассы. Ему был присущ интерес ко всему новому, трасса, машины и люди манили его. Но звериной интуицией он понимал - это опасно. Родители всегда прятались в штольне, когда изредка в их глуши раздавались голоса, лай собак или рев вездеходного двигателя. "Это враги, - объясняли они ему, - они поймают тебя и увезут далеко-далеко и будут делать тебе больно". Он впитал эту истину, но изредка на него накатывало жгучее любопытство - что же происходит на самом деле там, за тем хребтом, отрезавшим их маленький мирок от огромного и страшного мира?

И вот сейчас он шел и шел, почти не отдыхая. Он вообще редко уставал. Вот только не мешало бы поесть. Как раз на соседнем дереве мелькнул хвост белки. Мгновенный прыжок - и зверек безжизненно обмяк в зубах. Стащить шкурку и сжевать сырую тушку было для него делом привычным. Он вообще мог делать то, что не могли делать люди, потому что сам был уже не совсем человеком.

* * *