Охота на Аделайн (ЛП)

Она колеблется между тем, чтобы послушать мою команду, и тем, чтобы сбежать.

Черт, надеюсь, она сбежит. Бог знает, как сильно я люблю гоняться за ней.

Она должна помнить об этом, потому что глотает, и  неустойчивым движением, она заползает ко мне на колени. Завитки ее волос цвета корицы падают мне на плечи и грудь, пока она поправляется, легко ложась мне на бедра. Я знаю, что она чувствует меня между ног, о чем свидетельствует резкий вдох.

Пока что держу себя в руках. Она хочет прикоснуться ко мне — приблизиться ко мне — и я знаю, что это только потому, что она все еще в муках страха и адреналина после автомобильной погони. Это та же самая комбинация, которая заставляла ее драться со мной на каждом шагу, горя и извиваясь под моим прикосновением. Как только она упадет, реальность ударит ее по голове, и она снова начнет съеживаться от меня.

Я хочу напомнить ей, как это хорошо. Дайте ей что-нибудь, за что можно ухватиться, когда она слишком потеряется в своих мыслях и не сможет найти выход из кричащих на нее демонов.

Мои пальцы скользят сквозь завесу волос, скрывающую нас от внешнего мира, пряди обвиваются вокруг моих пальцев. Сейчас здесь темно, и прохладно

Сквозь щели просачивается апрельский воздух. Вода поглотила солнце, и мне интересно, позволит ли она мне поглотить и себя.

Она хватается за обе стороны моего сиденья, еще раз глубоко впиваясь ногтями, и я чувствую иррациональный прилив ревности, что вместо этого они не впиваются в меня.

— Ближе, мышонок, — шепчу я. «Мне нужно почувствовать, настоящая ли ты, а не просто очередной призрак, обитающий в поместье Парсонс».

Дрожащий выдох скользит по моей щеке, когда она расслабляет свое тело в моем, пока каждый дюйм ее тела не сливается со мной. Я чувствую каждый удар ее сердечного барабана прижимаясь к моей груди, синхронизируясь с моей в балладе о тоске и печали.

Одна из ее рук отпускает сиденье, двигаясь к центральной консоли в поисках чего-то. Мои брови удивленно подскакивают, когда она достает сигарету и мою черную зажигалку.

Затем она хватает мои руки и кладет их себе на зад. — У тебя есть время, пока эта сигарета не догорит, прикоснуться ко мне.

Я ухмыляюсь, наслаждаясь ее ультиматумом. Она будет ожидать, что я сожму ее сиськи и проведу рукой по ее пизде, но она ошибается. Я не подросток, лишенный киски, который знает сдержанность не лучше, чем умеет держаться более тридцати секунд.

Я буду прикасаться к ней во всех местах, которые не будут чувствовать себя достаточно хорошо. Ее внутренний бедра и до того места, где они встречаются с ее задницей, и ее крошечная талия до ее ребер и сбоку ее сисек. Когда у нее не останется ничего, кроме привкуса пепла на языке, я покажу ей, что сожаление еще хуже на вкус.

Она поворачивает подбородок к окну, но не отрывает взгляда от меня, вставляя сигарету между губ и зажигая ее, пламя в опасной близости от моего лица. Вспышка освещает ее необычные светло-карие глаза, создавая поразительный эффект под мерцающим оранжевым светом. Тени танцуют на чертах ее лица, затемняя веснушки на щеках.

В этот момент я решаю, что она не может быть настоящей, и что я сошол с ума, как маленькая кукла, которая бродила внутри стен.

Я готов поджечь всю эту машину, довольствуясь тем, что она горит

вокруг нас, если это означает, что я могу смотреть на нее под пылающим свечением. Пламя гаснет, отбрасывая нас обратно во тьму, и только мерцание лунного света позволяет мне видеть ее затененные изгибы.

Вишенка вспыхивает, когда она вдыхает, а затем мягко выдыхает, дым клубится между нами. Мои глаза прикованы к ее рту, отчаянно желая увидеть, как эти губы обвивают меня вместо этого.

«Я осязаема, или ты позволишь мне ускользнуть сквозь пальцы, как дым из этой сигареты?» — спрашивает она хриплым голосом. Каждое нервное окончание загорается от того, как чувственно она звучит.

Вместо того, чтобы дать мне ответить, она выкручивает руку и втыкает сигарету между моими губами. Жжение от никотина и ментола распространяется вниз по моему горлу и в грудь. Она отодвигает его и наклоняется вперед, касаясь моих приоткрытых губ.

Мои руки начинают двигаться, шепча по ее ребрам, заставляя ее дрожать, когда я порхаю ими вниз к ее бедрам, крепко сжимая, прежде чем скользнуть к ее внутренней части бедер.

Я выдыхаю, дым перетекает из моего рта в ее, а затем вытекает из щелей. Она не целует меня, но остается в подвешенном состоянии надо мной и допускает самые легкие прикосновения.

Затем она снова отступает, снова затягиваясь сигаретой. Туда-сюда она крутит его между нами, периодически зола в треснувее окно. Мои руки никогда не останавливаются, хотя прошло всего несколько мгновений, прежде чем она начала дрожать.

Воздух вокруг нас трещит, и понятно, что мне незачем поджигать эту машину, когда наша химия, как динамит, сжигает все вокруг.

«Наши рты касаются одного и того же места», — дрожащим голосом говорит она. — Это считается поцелуем?

— Ты мне скажи, мышонок. Когда я заставляю тебя взывать к Богу, считается ли это молитвой?»