Охота на бабочку

Неуемная потребность русских всюду оставлять свои автографы привела к тому, что стены временного Настиного жилища напоминали причудливые обои. По ним можно было заново узнавать географию бывшей огромной страны. Женщины из разных уголков России, Украины, Белоруссии, Молдавии, некоторых других республик давали знать о себе, искали знакомых, угрожали кому-то, кому-то передавали приветы, оставляли о себе на память трогательные четверостишия и рисунки. Среди прочих были там предупреждения относительно нравов надзирателей, порядков и тюремного священника: «Девчонки, не верьте попу. Он шестерка». «Девчонки» особо с батюшкой не общались. И местную церквушку посещали не из религиозных чувств, а в основном чтобы украсть свечи. Тогда ночью можно было не сидеть в темноте, а устраивать себе маленькие развлечения. Например, устроить танцы со стриптизом.

«Конечно, если застукают на воровстве, карцера не избежать», — предупредила Галина, девушка с Украины, с которой Настя близко познакомилась в первый же день. У Галины был день рождения, и она попросила Настю помочь ей испечь торт. Сахар, муку, сгущенку для крема и некоторые другие ингредиенты можно было беспрепятственно приобрести в тюремном магазине. Но Галине этого показалось мало. Она набралась наглости и потребовала, чтобы надзирательница достала ей еще пятьдесят граммов коньяка «для вкуса». Удивительно, но коньяк она получила. За деньги, конечно, и по официальному разрешению начальника тюрьмы. Правда, надзирательница стояла и смотрела, чтобы девчонки употребили этот коньяк по прямому назначению.

Торт они дружно слопали вместе с сокамерницами еще до отбоя. Только трое немок не принимали участия в праздничной трапезе, с каменными лицами сидели по своим углам. А когда погасили свет и в тюремных блоках установилась тишина, девушки повыползали из-под одеял, зажгли свечи и, собравшись в тесный кружок вокруг Галины, с нетерпением стали ждать начала представления. А она, взобравшись на стол, прохаживалась по нему и все рассказывала, как путанила в Германии в течение полугода, какие наряды при этом носила, как приваживала кавалеров и какие все мужики одинаковые и глупые, их ничего не стоило обвести вокруг пальца.

Галина конечно же была артистка. То, что трудно было выразить словами, она дополняла жестами, не всегда пристойными, но зрительницы буквально покатывались от смеха, глядя на нее. Даже худая, хмурая старуха, неизвестно как и за какую провинность оказавшаяся в тюрьме, тоже улыбалась беззубым ртом, вытирала сухой ладошкой шершавые сморщенные щеки и глядела на Галину умильным взором.

Тут поднялась с кровати одна из немок, направилась к стоящей на столе Галине и что-то зло залопотала на своем языке. Всех слов в этой сердитой скороговорке разобрать было сложно, но смысл протеста немки Насте все же удалось уловить. Ее яростная тирада сводилась к тому, что русские мешают остальным спать, нарушают тюремный порядок и пора бы им угомониться.

— Да пошла ты!.. — Галина презрительно скривила губы и отпустила в адрес немки витиеватое матерное выражение на родном языке.

Однако немка поняла и взбесилась еще больше. Продолжая выкрикивать ругательства, она ухватила Галину за подол платья и потянула вниз. Материя затрещала и порвалась до самой талии. Галина не осталась в долгу и с ходу двинула немку ногой в плечо. Та завизжала страшным голосом, вытянула руки, стараясь ухватить Галину за ноги. На помощь немке со своих коек бросились ее соотечественницы. А еще через мгновение в центре блока образовалась куча мала. Девицы размахивали руками, колотили друг друга куда попало, визжали, царапались, плевались. В ход были пущены одеяла, подушки и другие предметы, которые попадались под руки. Насте тоже досталось в общей свалке. Вначале ей отдавили ногу, а потом пару раз больно ударили в лицо. Свечи попадали со стола, от их пламени вспыхнул газовый шарфик одной из девушек. Потянуло паленым, и это еще больше усилило панику. Теперь кричали уже все находящиеся здесь. Пробудились и вторили им запертые обитательницы из соседних блоков.

Тут ярко вспыхнул свет, лязгнул замок в двери, она распахнулась настежь, и в камеру влетели надзирательницы с дубинками в руках. Двое из них, широко расставив ноги, остались стоять по обе стороны двери, а старшая, по имени Эльза, ни слова не говоря, рванулась с дубинкой, воздетой кверху, в самую гущу дерущихся и визжащих женщин. Там надзирательница принялась раздавать удары налево и направо, свободной рукой хватала участниц драки и оттаскивала их друг от друга. Через минуту-другую ей кое-как удалось навести в блоке порядок и распихать девиц по разным углам. О недавнем побоище свидетельствовали лишь беспорядочно разбросанные повсюду вещи, ссадины и ушибы на телах сокамерниц, да еще вонь, идущая от дотлевающих на полу тряпок.