— Нет, не он. Он просто знает о нашем существовании. Помогает другой, его заместитель, генерал Родригес.
— Понятно, — кивнул Саундерс, взглянув на часы. До отъезда Росетти оставалось три с половиной часа.
— Каким образом состоится это покушение?
— Я не знаю деталей. Меня не посвящали в такие подробности. Террористов готовили в одном из лагерей в Чили.
— Колония «Дигнидад»?
— Кажется, да. Точнее, не знаю. Я действительно больше ничего не знаю об этой операции.
— Понятно, — Саундерс встал, — сегодня двадцать пятое. Значит, у нас в запасе 12 дней. Я думаю, наш сегодняшний разговор останется между нами. Это в ваших интересах прежде всего. Что касается меня — хочу вам дать совет. Кончайте с «Легионом». Выходите из игры. Это ваш последний шанс остаться живым. У вас же миллионы. Продайте свою долю акций и уезжайте на Багамские острова. По-моему, совсем неплохая идея.
Рабинад сидел молча, глядя вперед невидящими глазами.
— Вы мне обещали, — сказал банкир.
— Конечно. Я сдержу свое слово. У вас еще две недели впереди. Масса времени. Постарайтесь последовать моему совету.
«Дронго», кивнув на прощание, вышел из кабинета. Подмигнув секретарше, он прошел в коридор к лифту Гомикава и Ленарт поспешили за ним.
… Но на сей раз Вашингтон упрекает совсем в другом своего «лучшего союзника». В данном случае Стресснеру приходится расплачиваться за свое мошенничество в экономике. Попустительствуя происходящим в стране грязным махинациям, генерал не учел возрастающей аллергии Вашингтона на торговлю наркотиками. Эту коммерцию, баснословно прибыльную, Стресснер отдал на откуп самому опасному сопернику — генералу Родригесу, номеру 2 режима (две меры предосторожности лучше, чем одна, и он организовал брак своей дочери с сыном генерала «Кокаин»).
Сантьяго. 27 ноября 1988 года
Огромные портреты Аугусто Пиночета красовались по всему аэропорту. Несмотря на недавний плебисцит о возможности оставления у власти диктатора, в котором большинство чилийцев высказались против диктатуры, портреты Пиночета по-прежнему украшали все здания страны.
Семейная чета Гоуэрс прибыла в Сантьяго утренним рейсом из Бразилии. Ричард Саундерс и Моника Вигман были на этот раз мужем и женой Эндрю и Эйлин Гоуэрс. Этим же самолетом прибыл японский коммерсант, с которым супруги «познакомились» в самолете. Это был Сэй Гомикава.
Из аэропорта все трое направились в гостиницу, где уже были заказаны номера.
Огромный трехкомнатный номер Саундерс оглядел с видимым неудовольствием.
— Куда тратят деньги, — недовольно пробурчал он, отправляясь принимать душ.
Моника улыбнулась, не сказав ни слова.
Зная, что за ними могут следить, как следят практически за всеми иностранцами, прибывающими в Чили, Ричард и Моника вынуждены были в этот день с заметным удовольствием осматривать Сантьяго, стараясь обратить на себя внимание своим неумеренным восторгом по поводу достопримечательностей чилийской столицы.
Именно отсюда, из Президентского дворца, прозвучали последние слова Сальвадоре Альенде, навсегда заклеймившего предательскую хунту, поднявшую мятеж против законного правительства страны.
В городе, насчитывающем около четырех миллионов человек, было сосредоточено много театров, музеев, высших учебных заведений.
Некоторый подъем экономики Чили, пришедшийся на годы правления кровавого режима Пиночета, не только не сгладил, но, наоборот, обострил противоречия между различными слоями населения страны. И хотя попрошайничество в стране было официально запрещено и строго пресекалось полицией, Ричард и Моника постоянно наталкивались на бродячих торговцев, предлагающих свой нехитрый товар почти за бесценок. Это была узаконенная при Пиночете форма попрошайничества наиболее неимущих слоев. В осмотре города синими принимал участие Сэй Гомикава, постоянно щелкающий своим «кодаком». По странному стечению обстоятельств он снимал больше людей, находившихся рядом, чем архитектурные сооружения по пути следования.