Охота на человека в Перу

— Кто? Жители Тинго-Мария, беженцы, крестьяне, которым платят «пастой». А потом они так и околачиваются в «Чикаго», пока в один прекрасный день их не найдут в реке.

— Последний вопрос. Сколько еще может продлиться дождь?

Виалобос развел руками.

— Сутки, трое, неделю... Откуда я знаю? С тех пор, как я здесь, рекордный срок был одиннадцать дней. Сейчас льет уже три.

— И ни один самолет не может ни приземлиться, ни взлететь?

— Ни один, ручаюсь вам. «Наркос» — не сумасшедшие, а их взлетные полосы куда хуже наших. Но погода может измениться очень быстро. За несколько часов... Ну, идемте, я провожу вас на виллу.

Малко последовал за офицером, захватив по дороге команду Джона Каммингса и юную вдову.

Вилла полковника оказалась чистенькой и уютной. При весьма относительном комфорте здесь было все же лучше, чем в «Туристас». В комнатах царила удушающая влажная жара, о кондиционерах, увы, приходилось только мечтать. Индианка с восторгом смотрела на почти белые простыни.

— Я дам указания, чтобы вы могли свободно выходить из зоны и возвращаться, когда вам вздумается, — сказал полковник. — Но я бы на вашем месте не высовывал отсюда носа.

— Я вам очень признателен, — поблагодарил Малко.

Полковник удалился, закрыв за собой дверь.

Индианка тут же скинула платье, обернула свое худенькое тело в кусок тонкой материи, завязав его узлом над грудью, и распустила по спине длинные черные волосы. У нее были большие, печальные глаза. Затем она принялась аккуратно убирать в шкаф вещи Малко. Все это без единого слова.

Четверых «телохранителей» поместили этажом выше.

* * *

В тишине слышался лишь тихий шорох листьев под дождем да редкие крики птиц. Одетые в зеленое часовые сливались с цветом джунглей.

Телефона в доме не было. Слабо мерцала керосиновая лампа. Малко решил дождаться ночи, чтобы начать действовать. Надо было убить еще несколько часов. Он принял душ и, обессиленный, растянулся на кровати. Его уже начало клонить в сон, когда что-то теплое коснулось его голого живота.

Он открыл глаза и встретил неподвижный взгляд склонившейся над ним индианки. Внезапно раздался громкий треск, и черные глаза наполнились страхом, хотя это всего лишь усилился дождь: крупные капли молотили по железной крыше. Индианка задрожала всем телом, съежившись возле Малко, как испуганный зверек. Но мало-помалу она успокоилась, и смуглая рука робко скользнула вниз. Одновременно губы ее легко, как крылья бабочки, касались его груди. В этой ласке было столько неосознанной чувственности, что на Малко волной накатило желание.

Индианка взяла его плоть обеими руками, приблизила к ней губы и стала ласкать с той же невесомой легкостью. Острое наслаждение захлестнуло его. Он слегка надавил рукой на ее затылок, губы индианки раскрылись, и она принялась старательно, почти с жадностью всасывать его.

Когда он достиг вершины наслаждения, она снова сжала его плоть руками и не выпускала, пока та не обмякла под ее пальцами. Затем она вылизала его, медленно, тщательно, словно кошка. После этого, уткнувшись лицом ему в грудь, закрыла глаза.

* * *

Прошло довольно много времени, прежде чем Малко встал, чтобы посмотреть в окно. Очертания холмов едва угадывались за пеленой дождя в сгущающихся сумерках. Индианка спала. Тинго-Мария был всего в нескольких сотнях метров, по ту сторону реки Уальяга, но чтобы добраться до города, нужно было сделать крюк — мост был только один.

Впрочем, может быть, есть и другие пути...

Малко с нетерпением ждал ночи. Для того, что он собирался предпринять, необходима была темнота. С Буяном-Франциско и его друзьями, да еще под покровительством полковника Виалобоса можно сделать немало... Но главное — отыскать в непроходимых джунглях нужную взлетную полосу среди десятков других.

* * *

Вечер тянулся медленно. На какой-то миг Малко показалось, что небо проясняется, но потом облака снова сгустились. Индианка жадно ловила каждое движение Малко, силясь угадать его желания. Она поджарила ему бананы, сварила кофе, обсушила его феном, когда он принял душ. Настоящая гейша. И по-прежнему не произносила ни слова. Теперь она дремала в гамаке, время от времени поднималась, лениво потягиваясь, подходила к нему, покачивала своими острыми, крепкими грудями перед его лицом, прижималась, ласкалась, нежная и покорная.

Потом она снова впадала в дремоту, свернувшись в гамаке, как котенок, готовый замурлыкать, стоит его погладить. Дождь се, похоже, нисколько не беспокоил.

Малко же не сиделось на месте. От этого вынужденного бездействия впору было сойти с ума. На вилле не было даже телефона, только радио для связи с комендатурой. Он слышал тарахтение грузовиков, которые уезжали и возвращались. Видел в окно солдат в зеленых пончо, тяжело ступавших по жидкой грязи, с опущенными головами. И все время эти низко нависшие облака и гнетущая, удушающая, липкая жара.