Охота на Чупакабру

Ох как же все это не вовремя, но когда вообще что-то бывает вовремя?

- Ладно, Макс, шей. Уговорил, зараза.

*КГИОП - Комитет по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры

17

Яна

- Мумс, ты вообще меня слушаешь? – возмутился Алекс.

- Разумеется, слушаю, - в подтверждение я повторила его последнюю фразу.

По правде говоря, не слушала, но скилл кивать, поддакивать и автономным краем сознания схватывать последние слова собеседника был отточен мною до совершенства. Обычно я всегда с большим вниманием относилась к ребенкиным рассказам, но сейчас в голове был полный раздрай, и сосредоточиться никак не получалось.

- Я тебя перед этим спросил про разрешение, а ты кивнула и ничего не ответила.

- Извини, задумалась.

Да, разрешение же еще. На выезд. Точнее, на въезд в Канаду. Поскольку Алекс ехал с отцом, моего разрешения на вывоз ребенка из России не требовалось. Но власти Канады в отношении детей были крайне щепетильны. Согласие второго родителя на въезд туда требовали не только при оформлении визы, но и при пересечении границы. Причем нотариально заверенный документ надо было еще перевести на английский и поставить апостиль.

- Завтра все сделаю, не переживай.

Билеты Мишка собирался взять на пятницу, и мне еще предстояло отпросить Алекса из школы: у них до середины июня была какая-то якобы “практика”, заключавшаяся в уборке школы и пришкольной территории. Понедельник обещал быть насыщенным. С утра интервью у молодого сорокалетнего писателя, широко известного в узких кругах. Писатель мне не нравился, но зато его обожал Лушников. Потом нотариус и переводческая контора. Вечером – забрать машину из сервиса.

И… позвонить Вадиму.

От одной мысли об этом внутри что-то ёкало, как селезенка у лошади.

В телефоне обнаружились три сообщения и два пропущенных звонка от монтажки, которая билась в истерике. Хоть передача и шла в записи, репортажи-перебивки, как и реклама, стояли отдельными блоками – чтобы при необходимости можно было оперативно внести изменения. Если мои ребята снимали что-то жареное ночью, это монтировалось с колес, но непосредственно перед выходом в эфирном компьютере все должно было быть в идеале. Однако понедельничные передачи отличались тем, что материал копился с пятницы, и я отбирала самое актуальное в воскресенье, а это не на пять минут работы.

- Господи, хочу в отпуск! – простонала я, открывая ноут. – На море.

Но поскольку по графику мы шли в отпуск в августе, стонать можно было хоть до посинения, а работа сама себя работать почему-то не хотела.

Аля и Мурзик, по паспорту Муртаз Вахтангович Гогиашвили, были давно живущей вместе парой, которая почему-то упорно не желала регистрировать свои отношения. Время от времени они дико ссорились и разъезжались, но работать им все равно приходилось вместе. Даже не зная, я сразу могла угадать статус их текущих отношений по характеру репортажей. Любопытно, что самые лучшие они делали именно в состоянии войны: чувствовался нерв и драйв. Сейчас все было благодушно и сонно.

Отобрав нужное, я отправила ролики дежурной команде и села перед зеркалом репетировать беседу с писателем. Но дело не пошло, поскольку обнаружилось, что морда у меня красная, как украинский борщ. Вот что значит быть рыжей и посидеть на солнышке, да еще на ветру. Представив, как распсихуется утром гримерша Зина, я поплелась в ванную мазать лицо пантенолом. Слоем в палец.

С самого утра все пошло наперекосяк. Заказанное такси сначала опоздало, потом застряло в пробке. Хоть выходи и беги бегом. В итоге к записи я успела впритык, времени осталось только на грим. С писателем, как и с Чупакаброй, инструктаж пришлось проводить Валечке, а я перекинулась с ним всего парой фраз, и это полностью убило интервью.

Писатель оказался катастрофически скучным и зажатым. Как ни пыталась я расшевелить его, ничего не получалось. Запинаясь и мыча, он отвечал на мои вопросы так, словно не говорил о своих книгах, а маялся на допросе у следователя. Да еще и смотрел при этом себе на колени. Я прямо физически ощущала, как моя целевая аудитория хватается за пульты, чтобы переключить канал и обрушить тем самым TVR*. И представляла красные полосы на инфографике, которую еженедельно скидывали из TNS**. Конечно, можно было сказать Лушникову, что это он подкинул мне такого ценного кадра, но утешало слабо. Если я не смогла разговорить бревно – косяк мой, как ни крути.

В кабинете на столе лежала визитка Григория: я кинула ее туда утром, вытащив из сумки. Постукивая уголком о край, задумалась над очередным ехидным выкрутасом мироздания.

Он мне понравился, чего уж там. Как говорится, мой фасончик, мой размерчик, заверните. Бездетный вдовец, бывший военный, уволился после ранения в Сирии. Открыл фитнес-клуб, дело пошло. Спокойный, немногословный, но чувствовалась в нем сила и уверенность в себе – то, что я всегда ценила в мужчинах. И интерес ко мне, очевидный, но не наглый: «хочу трахнуть тебя прямо здесь и сейчас». Иногда и такое прокатывало, но все хорошо к месту и ко времени.