Охота на демиурга (СИ)

Гном, кивнув, полез в сумку, Рым занялся костром, а мы с Ленни в этот момент скрылись за ближайшим кустом, и я, обернувшись к девочке, спросила, начиная одеваться:

- Как думаешь, разводить костёр безопасно? Всё-таки Эллейн...

Хоть и было темно, я всё равно разглядела какую-то странную улыбку, появившуюся на лице Ленни.

- Безопасно. Я сказала Рыму, что поставлю вокруг этой поляны отвращающий купол. Она тебя впечатлила, да?

- Эллейн? Не то слово, - я нахмурилась. - Стерва та ещё. И магичка сильная. Наверное, сильнее Аравейна. А мне говорили, что он самый-самый.

- Так и есть. Эллейн... просто другая. Но она не сильнее Аравейна.

- Да? Это утешает.

Ленни немного помолчала, а потом вдруг сказала такое, из-за чего я моментально запуталась в собственных штанах:

- Он учил её.

Я закашлялась, потеряла равновесие и непременно упала бы на землю, если бы девочка не подхватила меня под локоть.

- Кто?! Аравейн?!

- Да. Он учил Эллейн магии.

Выпрямившись, я задумалась.

Та-а-ак. А может, я вообще зря иду в столицу? Если этот Аравейн такой же, как моя знакомая рыжая стерва, то не светит ли мне в самое ближайшее время личный холмик на кладбище?

- Он не такой, как Эллейн, - будто подслушав мои мысли, сказала Ленни. - Аравейн прогнал её, когда понял, что она...

Девочка вдруг замолчала, кусая губы. Глаза как-то странно, отчаянно блестели. Что с ней такое?

Между тем я наконец закончила одеваться и, сделав шаг вперёд, взяла Ленни за руку. Она вздрогнула. Опять!

- Ленни...

- Эллейн предала императора, - вдруг выпалила девочка, и почему-то из её глаз потекли слёзы. - Она была его любовницей около десяти лет. Верная, как собака, она выполняла все его указания. И любила его. А император женился на другой и выставил Эллейн, когда она стала не нужна ему.

Я нахмурилась.

- И как именно она предала императора?

Ленни подняла руку и стёрла с щеки слёзы, в лунном свете казавшиеся сделанными из серебра.

- Эллейн работала на Тайную службу. Она была шпионкой, выполняла самые сложные задания в Мирнарии. И однажды просто рассказала реформаторам - тем самым реформаторам, от которых мы только что убежали - то, что не должна была рассказывать. Эдигора тогда чуть не убили. И после этого герцог Кросс и Аравейн поняли, что Эллейн ведёт свою игру... что она вовсе не преданная влюблённая комнатная собачка, а злая, мстительная сучка, которая только и мечтает о смерти императора.

Ленни говорила с такой горечью и болью в голосе, что я непроизвольно подняла руку и погладила её по волосам.

Почему-то мне было очень жаль эту девочку. Хотя я ничего о ней не знала - ничего, кроме имени - тем не менее мне почему-то хотелось сказать ей что-то хорошее, утешить, стереть из её глаз тоску, боль и обиду.

Но она опять вздрогнула. Я нахмурилась, но не убрала руку.

- Что с тобой такое, Ленни? Почему ты плачешь, рассказывая мне это сейчас? Почему ты дергаешься, когда я прикасаюсь к тебе? Что с тобой сделала Эллейн?

Тёмные глаза девочки вновь наполнились слезами.

- Она разрушила мою жизнь, - шепнула Ленни. - Пожалуйста, не заставляй меня рассказывать эту историю... Эллейн уничтожила меня, убила надежду на счастье в будущем. Она подарила мне только одно - умение колдовать. Обучала меня магии, как будто она может заменить... Я ненавижу Эллейн! И при этом... при этом мне жаль её...

Ленни опустила голову и еле слышно всхлипнула. И я, не выдержав, подалась вперёд и крепко обняла её.

Странно... Но в тот момент, когда я прижала к себе хрупкое тело Ленни, почувствовав, как дрожат её плечи, услышав её тихий, взволнованный голос, мне почему-то показалось, что я держу в руках что-то очень знакомое и по-настоящему родное.

- И себя я тоже ненавижу за эту жалость! - Ленни заливала горячими слезами мою рубашку. - Я не хочу жалеть Эллейн... Но я уже давно с ней, я с ней уже столько лет, что просто не могу не знать, как она несчастна, как одинока, как хочет просто быть обычной, любить своего мужчину, зная, что и он её любит! Эллейн разрушила мою жизнь, но я всё равно жалею её. Почему?! Скажи мне, почему?!

Я взяла лицо Ленни в ладони и посмотрела девочке в глаза. Они были полны слёз, губы дрожали...

Как же мне знакомо это чувство! Только его я испытывала к самой себе. Я ненавидела себя. За то, что не смогла спасти Олега, осталась жить дальше, без него. Ненавидела себя за слабость, за совершённую когда-то ошибку. И при этом я жалела саму себя. Отчаянно жалела. И ненавидела себя ещё и за эту жалость.

- Потому что ты - хороший человек, Ленни, - сказала я, улыбнувшись. - Это называется не жалостью, а состраданием.

В её глазах мелькнуло удивление. Губы перестали дрожать. Несколько секунд девочка вглядывалась в моё лицо, а потом вдруг спросила:

- Как тебя зовут?

Действительно, я же не представилась. Глупо получилось.

- Линн.

Когда я назвала Ленни своё имя, девочка почему-то немного приоткрыла рот, словно сильно чему-то удивилась, а затем выдохнула:

- Маленькая...

Значит, она знает эльфийский? Ведь именно с него моё имя переводится, как "маленькая".