Охота на дракона

Герострат вздрогнул и отшатнулся, на мгновение закрыв глаза руками. Затем резко оторвал руки от лица, выпрямился и бросил на путешественника злобный взгляд.

— Не твое дело, проклятый соглядатай! С проверкой приехал, подлый сикофант? Ну так на тебе — можешь осматривать…

— Герострат, опомнись, что ты говоришь? Клянусь тебе всеми бессмертными богами, что я не соглядатай! Кто ввел тебя в это пагубное заблуждение?

— Как?! Но мне же прямо написали… Боги, неужели кто-то обманул меня?!

И тут взгляд Герострата упал на поэта, на надменном лице которого играла торжествующая улыбка, а глаза горели демоническим огнем триумфа.

И тут Герострат все понял.

Он натужно побагровел, и Путешественнику показалось, что на губах его вот-вот выступит пена. Герострат зарычал что-то нечленораздельное и бросился на поэта, но стражники схватили его и стали успокаивать пинками и затрещинами, рукоятками мечей и древками копий. Это подействовало, и вскоре поджигатель обмяк и обвис на руках стражи, и только глаза его источали бессильную злобу.

Он скрежетал зубами.

Поэт надменно улыбался.

Путешественник недоумевал.

— Кто написал? О чем ты говоришь?

Герострат не отвечал, а только радовал сердце поэта взглядами, в которых читалась восхитительная, совершенно бессильная ненависть.

Толпа вновь заволновалась.

— Идут, — послышались голоса, — идут!

Сквозь толпу шли убеленные сединами старцы и крепкие, почтенные мужи — отцы города, жрецы, военачальники, судьи…

Один из старцев вышел вперед и, подойдя к Герострату, поднял обе руки, требуя тишины.

— Ответствуй, святотатец, — гневно выкрикнул старик, когда толпа замолкла. — Кто ты такой и зачем совершил ты сие чудовищное деяние?

Герострат метнул еще один бессильно-яростный взгляд на поэта, потом обвел толпу тоскливым взором, вздохнул и ничего не ответил.

— Во имя Зевса, ответствуй! — грозно крикнул старец.

Герострат тоскливо посмотрел на него, приоткрыл было рот… и замер. Казалось, какая-то необыкновенная мысль осенила его и потрясла все его существо. Он выстрелил в поэта быстрым, непонятным взглядом (поэт перестал улыбаться и насторожился) и выпрямился. Странная перемена произошла вдруг в облике Герострата. Он как будто стал выше, живот убрался, плечи расправились. Стражники, державшие его за руки, невольно отпустили его и попятились. Губы Герострата сложились в твердую, властную линию, чело просветлело, лик засиял, глаза засверкали каким-то небывалым вдохновением. Он обвел толпу взглядом, и под этим взглядом умолк последний ропот, и стало совершенно тихо (если не считать, конечно, шума пламени). Герострат еще раз обвел взором толпу горожан — негоциантов, жрецов, стражников, рабов, моряков… копья, щиты, обнаженные мечи, чадящие факелы… загадочно посмотрел на пылающий храм и, простерши ввысь десницу, заговорил: