Охота на Елену Прекрасную, или Open-Air по-русски

Дурная привычка подниматься чуть свет подарила мне в это лето возможность любоваться утренними бляховскими красотами в гордом одиночестве. В качестве наблюдательного пункта было избрано выходящее на восточный склон окно второго этажа. Я усаживалась с ногами на широком подоконнике в компании чашки кофе и первой сигареты и предавалась эстетическому экстазу.

В то утро меня разбудил вопль соседского петуха, и я прямо в пижаме спустилась на кухню, выдоила из кофеварки чашечку эспрессо, плюхнула туда кусок рафинада и, вздрагивая от нетерпения и утренней свежести, прошлепала вверх по лестнице.

Ещё не оклеенные обоями довольно скверно оштукатуренные стены и облупленные старые половицы пустой комнаты, в которой располагался мой наблюдательный пункт, отчего-то навевали приятную меланхолию. Кофе был крепок и ароматен, а мысли о том, что впереди целый день почти безмятежного существования, грели душу. Нет, правильно я сделала, что решила провести отпуск на даче. Как это патриархально и патриотично – не таскаться по заграничным курортам, набитым наглыми галдящими соотечественниками, а скрыться в деревне, в глуши, среди лесов… Опа!

Я отставила чашку, загасила окурок в щербатой розетке для варенья, которую использовала в качестве пепельницы, и свесилась с подоконника, рискуя свалиться и свернуть себе шею.

Внизу что-то явно было не так. Я же только вчера под мудрым руководством мамули выровняла сбегающие по склону грядки с цветочками и присыпала дорожки песком. И ещё подрезала мешавшие проходу ветки на лохматом кусте красной смородины. А сейчас? Словно стадо бизонов промчалось по нашему замысловатому садику, ломая и круша всё на своем пути. Растоптанные лилии, выдранные маргаритки и сломанные стрелы гладиолусов. Кошмар! Озаренная рассветным солнцем картина разрушения впечатляла. Интересно, кого это черти носили по нашей частной собственности?

А это что такое? Длинные тени мешали рассмотреть нечто странное, торчавшее из-под куста. Похоже на ручку от грабель и какие-то старые шмотки. К тому же, ветки не давали рассмотреть сверху, что же оно там валяется. Черт!

Едва не сшибив чашку с недопитым кофе, я соскочила с насиженного подоконника, скатилась по лестнице со второго этажа и выскочила в сад. Одна каменная лесенка, вторая, только бы нога не подвернулась на этих ступеньках. Я перепрыгнула через грядку с изувеченными маргаритками и уставилась на то, что торчало из-под смородинового куста. Ноги. Мужские ноги в синих джинсах и ботинках на рубчатой подошве. Это кто же в июле ходит в таких башмаках? Вернее, не ходит, а лежит, под нашим кустом! А сверху ещё и сломанные грабли, наши единственные нормальные грабли! И под этими граблями валяется какая-то пьянь, не иначе кого-то из соседей клюнула птичка «перепил».

Я наклонилась, брезгливо вглядываясь в находку. Придется будить папеньку и Борьку – одной мне с этим типом не разобраться. Или пусть дальше спит, до всеобщего пробуждения? Ишь, смородину отряс…

И тут мне стало страшно. По-настоящему, до дрожи в коленках и стука зубов. Потому что до меня дошло, что сверкающие на траве красные капли – вовсе не смородина.

Кажется, я взвизгнула. Хотя это вряд ли – визжать для меня совершенно несвойственно. В общем, какой-то панический звук я издала, потому что блохастый кобель Панариных немедленно отозвался, залаял и озабоченно загремел цепью. В утренней тишине утробное гавканье прозвучало так зловеще, что я мгновенно заткнулась. Нервно потоптавшись на месте, ещё раз заглянув под куст и толком ничего там не увидев, я решила, что пора бежать за помощью. Возможно, человек ещё жив и истекает кровью, а я тут соседских собак пугаю.

И я помчалась обратно в Дом, пытаясь на ходу вспомнить, куда сунула вчера мобильник. Скорая, милиция, караул!!!

Да, караул я устроила ещё тот. Разбуженные моими воплями папуля и Борька рванули за мной, теряя на ходу тапочки, за ними, как зомби, ковыляла сонная Аллочка в полупрозрачном пеньюаре. Мамуля не проснулась, чтобы разбудить мамулю недостаточно криков о том, что у нас под окнами человека убили.

Последним притопал дедуля в полосатых пижамных штанах. Он обозрел куст, вокруг которого мы столпились в молчаливой нерешительности, и скомандовал:

– Боря, грабли убери!

Борька ухватил обломок рукояти и осторожно потянул. Потом ещё раз. Грабли не поддавались – то ли зацепились за что-то, то ли… Я представила себе, за что могли зацепиться грабли, и с воплем «Стой!» оттащила братца. Тем временем Аллочка, наконец, проснулась, обошла вокруг куста и хладнокровно пролезла между ним и невысокой каменной стенкой.

– Алиссандра, тащи аптечку. И побыстрее, – велела она из-под веток.

– Аптечку? – растерялась я, пытаясь сообразить, что она имеет в виду.

– Ну там, бинты, вату, спирт, йод. Короче все, чем можно обрабатывать раны. И нашатырь прихвати. Скорую не мешало бы вызвать, тут черепная травма.

– Зайка, а что, он жив? – робко спросил Борька.