Кулаков прочитал дважды эту самую свежую шифрограмму. Ремарку про плеск воды счел за добрую шутку агента, не утратившего чувства юмора. В арабский словарь не полез — правильность написания выражений типа «будь здоров и всех благ тебе» мало его интересовала. А если в них и был тайный смысл, так дешифровщик увидал бы его скорее. Любопытнее казалось другое — в имевшихся данных на Эльфа его прямые контакты с арабскими странами не фигурировали. «Откуда же эти шуточки? — размышлял Кулаков. — И почему они понятны немецкому финансовому магнату Линдеманну, свободно владеющему русским? Ох, не зря в „Моссаде“ подозревали Эльфа! Ох, не зря. Но главное сейчас выяснить, где он пересекался с Линдеманном — уж не в России ли? Что ж, выясним и это. Жаль, что нельзя вот так прямо взять и позвонить Большакову, как своему обычному подчиненному. Так ведь он и не подчиненный. Партнер, компаньон, младший товарищ… — он поискал ещё какие-нибудь определения, и вдруг совершенно некстати вспомнил слово, оставшееся непонятным в разговоре Линдеманна с Эльфом. Шлимазл. Знакомое что-то. Феня не феня… Не забыть спросить у знающих людей. Шифровальщик вон перевести не удосужился — стало быть, знает, собака!»
Меж тем становилось абсолютно очевидно, что следующей точкой маршрута будет у группы Большакова древний ганзейский город Гамбург. Грех ловить Эльфа во Владимирской губернии, когда его такие большие люди в Германии ждут.
Кулаков подошел к окну, посмотрел вниз: кроме его «волги», других машин во дворике не осталось. Ну, ещё бы! Ночь уже скоро. Форманов — и тот уехал. Ну ладно, для организации простой конспиративной встречи с Большаковым Алексей Михайлович и не нужен. Начальник уже дал добро и на эту встречу, и на поездку в любую точку земного шара. Бухгалтерия скушает как миленькая авансовый отчет по Германии.
«Вот ведь до какой степени оказался прав Форманов! — улыбнулся про себя Кулаков. — Ребята и впрямь вступят в поединок с Эльфом не под заказ, а ради чести, и судить их будут действительно по гамбургскому счету. Потому что все это случится именно там, в Гамбурге».
Глава пятая. Смертный приговор
— Еще по одной? — предложил Линевич.
— Охотно, — сказал я.
Виски было отменное, настроение — тоже. Ведь я уже выполнил задачу, поставленную мне моими древовидными братьями, на пять с плюсом. Я узнал нечто такое, о чем они и не мечтали узнать. Теперь не грех было и расслабиться.
Вообще Дима Линевич не понравился мне. Человек иного происхождения, иных взглядов, с абсолютно неприемлемым для меня характером, он не мог быть моим другом в детстве и ни при каком раскладе не станет другом теперь. Акула капитализма, трудоголик, холодный, безжалостный, прагматичный — нам было не по пути. Но разговаривать с ним оказалось удивительно интересно и приятно. Для обоих. Ностальгия по советским временам (или просто ностальгия по нашей юности?) объединяет сегодня самых разных людей вплоть до классовых врагов и религиозных фанатиков непримиримых конфессий.
Общие воспоминания о переулках и дворах, об уличной шпане тех лет, о катке на Патриарших, переместили нас из пижонского ресторана в Центре Берлина в далекую, нищую, но счастливую, родную и любимую Москву — город нашего детства. И это было здорово.
— Я редко курю, — сообщил вдруг Дима, — доставая из кармана пачку. — И всегда только один сорт сигарет — «Бастос».
А я глянул на эту невзрачную серенькую пачку с голубым кабриолетом в центре (голубой, значит, легкие) и не удержался от восклицания:
— Вах!
— Что такое? — не понял Линевич.
— Хотите, расскажу забавную историю?
И Дима как бывший советский человек по достоинству оценил случай, происшедший когда-то с моим другом Майклом Вербицким.
Начало девяностых. Партия настоящих сигарет «Бастос» (чего только не везли тогда в Москву!) конфискована на таможне за неуплату пошлины и продана по символической цене случайному оптовику. Оптовик на незнакомую марку большую накрутку делать не стал. И в итоге американские сигареты попали к потребителю по цене «Дымка». Майкл рискнул взять пару блоков на пробу. Тут же оценил качество, хотел купить еще, но… кончились. Ладно. Курил он их регулярно, но когда встречался с солидными людьми, брал для понта «Мальборо» или «Кент». И вот сидит однажды в «Метрополе» с богатым немолодым американцем. Встреча крайне ответственная, нервничает, и конечно, запускает руку не в тот карман — вместо «Мальборо» достает серенькую пачку «Бастос» с красным кабриолетом в центре, но замечает ошибку, когда сигареты уже лежат на столе. Рокировку делать поздно и глупо. И тут американец приходит в полный восторг. Целых полчаса он рассказывает Майклу историю старейшего, самого аристократического и дорогого сорта американских сигарет, ведь хозяева этой табачной компании — его родственники.