Охота на гусара

К стороннему бревенчатому сарайчику я подобрался с тыла, выдохнувшись, как пожилая дворняга с языком через плечо. Нет, братцы, гусарам надлежит сидеть в седле, а бегать за них должны всё-таки лошади! Выхватив из ножен клинок, я, проваливаясь по колено в снег, обошёл сторожку, выйдя к дверям. Внутри должны были находиться пленные под охраной моих казаков. Дверь запора не имела, но на первый взгляд всё вроде бы было чинно-мирно…

Горели два фонаря в медной оправе, французы дрожали в углу под попоною, жалко прижавшись друг к другу в надежде спастись от лютой русской зимы. Ха, мне так, например, после пробежки даже жарко было! И вообще, за всё время партизанствования моего ни один гусар или казак и позорного насморку не подхватил, а эти жабоеды, видите ли, мёрзнут…

Оборотясь к сидящему в другом углу уряднику, я толкнул оного в плечо, но тот, к изумлению моему, мешком повалился на бок. Убит?! Но нет, по счастию, страшная догадка не оправдалась: Крючков дышал. Пьян, подлец?! Однако же, принюхавшись, я не уловил дразнящего аромата сивухи. Трое же казаков рядом лежали в столь же бесчувственных позах. Что же могло приключиться за столь непродолжительное время? Словно какой-то могучий колдун наслал на бдительных донцов беспробудный сон, не пробиваемый никакими пиками. В тот миг гнев мой на них был велик и ужасен, но единственно осторожный хруст снега за дверью заставил меня развернуться, и вовремя же…

Из-за косяка высунулась острая волчья морда! Пресвятые угодники, волка такого размера я не встречал ни-ко-гда! Натуральный крокодил, право слово, я таких в петербургской Кунсткамере видел. Огромные челюсти, казалось, были способны перекусить пополам корову, а оскаленные клыки были длиной в мою ладонь. Внимательно принюхиваясь, он поднял на меня горящие круглые глаза размером чуть меньше пушечных ядер. Я стоял столбом, едва не выпустив из рук обнажённую шашку. Волк удовлетворённо рыкнул, покосился на спящих казаков и повёл носом в сторону французов. Я был готов к появлению любого врага, но о таком звере мы с Багратионом не договаривались…

Серое чудовище сделало пару шагов и вошло в сторожку полностью. Да, да, как и предполагалось, хищник был ненамного меньше лошади, считая вытянутый палкой хвост, и ещё длиннее. При виде шестерых дрожащих во сне пленников он удовлетворённо облизнулся и… Бросившись вперёд, я прикрыл французов грудью! Упругая кабардинская сталь холодно сверкнула перед самым носом зверя. Тот недовольно заворчал, но отступил.

– Пошла вон, псина, – чуть срывающимся голосом попросил я.

Волк поджал уши, осмысливая мои слова, и, как бы определяясь с предложением, кивнул в сторону пленных.

– Ни-за-что! Согласно европейской договорённости, военнопленные подлежат защите русских штыков от грабежа и посягательств.

Хищник сел и, внятно жестикулируя лапами, дал понять, что ни грабить, ни (прости господи!) посягательствовать на несчастных не намерен. Он их просто съест…

– Не выйдет, – упёрся я, ибо врождённая храбрость только укрепилась во мне при осознании противника как существа разумного, а не просто «дикой твари из дикого леса». – Я не позволю на моих глазах обжираться всяким тут…

Волк прикинул и недвусмысленной мимикой предложил пятьдесят на пятьдесят, разделить трапезу. Возмущению моему не было границ, пределов и обоснований.

– Да чтоб русский офицер, гусар, поэт и партизан и помыслить посмел о поедании себе подобных?! К тому же всего через пару часов после плотного ужина…

Серый разбойник понял, что никакие уговоры и доводы на меня не действуют, встал, отряхнулся и, поднапрягши широкую грудь, грозно зарычал. Из пасти его вырывалось душное зловоние, глаза налились кровью, и я невольно припомнил всю свою шальную жизнь, начиная от бултыхания ножками в колыбели до сего рокового момента.

Хищник бросился вперёд, шашка в руках моих блеснула тусклым лучиком, и по серой скуле протянулась алая полоса. Огромный зверь отхлынул в сторону, хрипло рассмеялся, словно рана сия лишь раззадорила пыл его, и одним прыжком кинулся мне на грудь.

Ох Матерь Божия, Пресвятая Богородица, издревле спасавшая гусарские души… как я увернулся – ума не приложу! Лишь только челюсти ужасные сомкнулись прямо над головой, едва не сняв все кудри разом. Но страху не было и в помине! В единый миг отвага прапрапрапрадеда моего горячечной волной захлестнула виски. Закрывая мирно сопящих французов (и на фига же они мне сдались!), я забыл о вежливости аристократической и, перехватя шашку на казачий манер, завертел ею, открещиваясь от четвероногого кошмара сияющим кругом стали.

Волк недовольно заворчал, но отступил, поджимая хвост. В упоении от малой победы сей я едва не потерял бдительность и предательски резким ударом когтистой лапы был отброшен в самый дальний угол! Грохнулся так, что едва спину себе не сломал, а из глаз брызнули такие искры – хорошо солома сырая была, сгорел бы, как куренок…