Охота на гусара

– Пожалуй, нет… – раздумчиво ответил он. – Скажу больше, ваши грубые пальцы возбудили во мне воспоминания о более нежных и умелых ручках… Но что за чёрт! Для разбойника и партизана вы блестяще говорите по-французски.

– Благодарю! Только для офицера российской армии знание языков иноземных исключительным не является.

– Но… вы же все – северные варвары! Полулюди-полумедведи!

– А в рыло без пардону?! – естественно, обиделся я, но, усилием воли подавив праведное возмущение, продолжил: – Вас жестоко обманули, на самом деле мы очень интеллигентные и правильно держим нож и вилку за столом. Позвольте представиться: Дени Давидофф, поэт, гусар, дворянин, подполковник Ахтырского полка!

– Честь имею, месье! Я видел вас издалека и несправедливо принял за бандитского главаря. Моё полное имя Луи Жерар Филипп де Гётальс, драгунский офицер из Нормандии, – в свою очередь представился неприятель, хотя его имя было известно мне и ранее. Тем не менее мы вежливо кивнули и, вскинув головы, дружно стукнулись затылками. Взаимный стон и удвоенные проклятия только усилили пробуждающуюся взаимную симпатию. – Боюсь, господин партизан, что злодейка судьба коварно бросила нас обоих в засаду неблагодарной черни.

– Досадное недоразумение, не более… – нехотя поморщился я. – Русские люди скоры на расправу, но добры и отходчивы душою. Вот увидите, когда они поймут свою ошибку, так нас будут провожать пирогами и народными песнями! Их гневный пыл направлен лишь на врагов Отечества…

– Что ж, тогда до поры считайте меня своим пленником, месье Давидофф, – философски определился француз, привычно выбирая наиболее безболезненное решение проблемы и перекладывая всю ответственность на мои плечи.

– Не сомневайтесь, с вами будут обращаться долженствующим образом. Ибо, положив свою саблю к стопам императора Александра, вы таким образом… – Договорить мне не удалось, двери распахнулись, и четверо рослых мужичков дружно взяли нас под мышки.

Я радостно оповестил сиволапых о своём имени, национальности, чине, религиозной принадлежности, роде войск, реестровых данных, близости к государевому дому и… увы! Мои речи наглым образом игнорировались. Я не счёл зазорным повторить, но они и ухом не повели, напрочь опозорив меня перед хихикающим французским захватчиком.

Нас бесцеремонно выволокли вон и потащили через весь хутор. Всю дорогу я крыл безбожников отборным гусарским матом! Судя по скрежету их зубов, ругань моя достигала цели, а так как руки у мерзавцев всё равно были заняты, я выговорился за год вперёд. Драгунский полковник воодушевлённо попытался подхватить эстафету, но… полноцветные нормандские, испанские, неополитанские, каирские и даже греческие ругательства не имели для мужиков наших ровно никакого веса. Хотя лично для меня, к примеру, оказались весьма познавательными. Военные люди как передовые носители культуры и этикета везде одинаковы. Из любых наречий мира настоящий офицер в первую очередь запоминает слова любви и слова брани! Чем грязней и возвышенней, тем лучше. Всё прочее не столь полезно, а значит, учится как-нибудь… где-нибудь… без интересу.

На затерянном лесном хуторе оказалась всего одна изба, но здоровущая, как Исаакий! По двору бегали злющие собаки, в сарае мычали коровы, наши благородные кони, уже рассёдланными, были привязаны к забору, а в отдельном загоне мрачно топтался совершеннейше нечеловеческих размеров бык. Огромный чёрный гигант с лоснящейся шкурой, вывороченными ноздрями и рогами, изогнутыми на манер польской сабли.

Людей не было видно нигде – то ли спят, то ли прячутся. Странно это… Ни мужиков, ни баб, ни ребятишек, не хватало только для полного счастья действительно залететь в настоящий разбойничий притон. Мало ли их здесь по Смоленщине от закона хоронится? Но тяжёлый Рок подбросил мне куда более страшное испытание…

* * *

Нас волоком затащили в избу и бросили прямо на деревянном полу посреди горницы под ноги какому-то высоченному старцу. Я хоть и сам роста немаленького (на полвершка выше самого Наполеона!), сразу отметил нездоровый рост этого деда. Каланча, да и только! Одет в рясу чёрную, портки чёрные, ноги босые, грязные до черноты, а из-под спутанной седой бороды чёрный крест старообрядческий виднеется. В глазах огонь, а костистые руки дрожат так, словно задушить кого торопятся…

– Реките, чада, кто мужи сии? – неожиданно тонким, бабьим голоском спросил старец.

Один из нёсших нас мужиков похлопал себя по плечам, намекая на эполеты, и изобразил воинское отдание чести, брезгливо перекрестился и сплюнул.

– Бесчинного Магога рабы?! Вои и ратники коего кенезе ести оба?

Тот же крестьянин весьма недурственно изобразил благородную позу нашего любимейшего государя Александра и нагло выпяченное пузо Бонапарта с правой рукой за обшлагом мундира.

– Грешники! Друзи Антихристовы! Слуги Ваала! – возопил старик, драматически воздевая руки вверх и отставляя ножку. – Велик грех на них, и несть прощенце Божьяго!

Молчаливые (уж не немые ли?!) мужики поддержали дружным мычанием. Причём, насколько я в мычании разбираюсь, самым одобрительным…