Охота на ясновидца

— Напротив —какая красота! Это планарии. Весьма распространенные черви. Но в их банальности есть одна великая и мрачная тайна. Срок жизни червя как бы три-четыре года. Почему как бы? Потому что, начиная стареть, терять подвижность, цепенеть часами, наш червь в один прекрасный день цепляется хвостом за камешек и… раз! Разрывает свое туловище на две части. Казалось бы самоубийство? Но нет. Через недельку у хвоста вырастает новая свежая голова, а у головы — гибкий молодой хвостик. Вскоре бывшие половинки достигаюют обычного размера. Они молоды, жадны и подвижны. И снова способны размножаться половым путем.

— Одним словом, — Эхо вскинул верх указательный палец, — перед нами абсолютно бессмертное существо. По сути — один единственный колоссальный супер-червь Феникс! Вечный змий, опутавший земной шар исполинской соплей. Не правда-ли, мрачная картина?

Я согласился.

— Но меня волнует не бессмертие этой замечательной дряни, а тот факт, что оторванный хвост выращивает голову, то есть мозги червя; или другими словами информация, или, еще точнее, текст жизни равномерно разлит по всей длине червя, а не сфокусирован в одной точке. Скажем, в голове! А так как миром правит симметрия, то, следовательно, подобное явление разлито по всему мирозданию. Любая точка способна отрастить голову! Любой квадратный сантиметр пространства полон величайшего символизма и наполнен глубочайшим смыслом. Нет пустых и ничего не значащих мест и пробелов. Любой фрагмент представляет сплошной текст жизни. Нужно только лишь научиться его читать.

Мне не терпится перейти к делу, обсудить с Учителем кошмарную историю похищения Сандрины Перро, мои поиски, посещение дебаркадера, провал в глубокую галлюцинацию… наконец не терпится узнать — жива она или нет? Но я уже знаю, что вопросы задавать нельзя прежде, чем сам маэстро не затронет нужную тему.

— Итак, вывод первый, — говорит Эхо, — все есть во всем. В любой произвольно взятой точке мы найдем именно то, что ищем. А кого мы ищем?

— Мы ищем врага, который угрожает вашей жизни, маэстро.

— Правильно! Значит в истории с похищением Сандрины мы вполне можем найти и историю нашего врага. И может быть, даже узнать его имя.

Я вздрогнул — впервые Учитель сказал нашего врага.

— А теперь скажи, что это такое?

И маэстро указал на стеклянный шкаф, в котором по матовой стене вился вверх обыкновенный вьюнок, с граммофончиками лилейных цветов.

Я хотел было сказать, что это обыкновенный… но во время вспомнил гнев Учителя против этого слова.

— Это… вьюнок.

— Правильно, Герман, — усмехнулся маэстро прочитав мои тайные мысли, — под солнцем нет ничего обыкновенного. Это именно обыкновенный необыкновенный вьюнок. Не вьюнок даже, а форменная змея! Мало кто из цветов способен так искусать интеллект. Суди сам, у вьюнка нет ни глаз, ни ушей, вообще никаких органов для оглядывания окрестностей, он слеп! Однако его усик уверенно направляется к гвоздю, который вбит от кончика побега не менее чем в метре. Представь себе, что покойник видит из могилы бабочку, которая уселась на его могильную плиту, погреться на солнышке. Именно это происходит с вьюнком. Он видит сквозь землю!

— Больше того, — продолжал маэстро, — если на равном расстоянии от побега вбить два гвоздя, один из которых будет загнут и ржав, а второй новенький, то наш ползучий гаденыш устремится именно к ржавому и кривому гвоздю, потому что за него легче уцепиться усиком. Больше того! Я для опыта отмечал точкой фломастера место, куда будет вбит завтрашний гвоздь. И что же? Побег решительно, устремляется к точке, к гвоздю которого еще нет! Может быть, он не так слеп, как притворяется? Тогда я стал отмечать будущую точку для гвоздя на плане стены в своем блокноте. И что же, Герман?

— Вьюнок рос в направлении тайной точки?

— Да, черт возьми! Казалось он заглядывает мне через плечо. Подглядывает, где я помечу тот будущий гвоздик. Тогда я вообще отказался сам определять точку для гвоздя, а доверил выбор генератору случайных чисел. Только тогда мне удалось сбить вьюнок с толку, и он тянулся не туда, куда следовало. Но и то не всегда. Очень часто, ясно нарушая процент возможных случайностей, вьюнок верно угадывал направление роста. Угадывал за день, за два, а один раз за неделю до того, как лаборант вбивал гвоздик.

В досаде на вьюнок, Эхо открыл стеклянную дверцу и оборвал верхний цветок, скомкал в душистый шарик и кинул на пол.

Порой старик вел себя как капризный ребенок.

— Что из этого следует, Герман? Увы, есть только одно объяснение феномену вьюнка. И объяснение крайне неприятное — Бог; прибегнем к такой вот условности, чтобы не тянуть цепь доказательств слишком далеко, так вот, Бог творит из будущего. Оно готовым надвигается на нас как абсолютная неизбежность, и вьюнку дано видеть будущее. Вьюнку! Планарии! Крысе, которая, зная будущее, бежит с корабля, обреченного затонуть в море.

Глаза ясновидца метали молнии:

— Наш сопливый зеленый вьюнок немножечко ясновидец, Герман!

— Что же в этом плохого, Учитель?