Охота на ясновидца

Хозяйка не стала жадничать и назвала весьма умеренную цену. По рукам! Она попросила задаток. При виде гладеньких долларов ее глаза хищно встрепенулись острыми клювиками. Извинившись, Гермина при мне проверила валюту на детекторе фальшивок и окончательно успокоилась: у авантюристки были настоящие деньги. А ее словам про слабые легкие и депрессию — грош цена.

Сама хозяйка жила в крохотном домике-сторожке в глубине сада, что меня тоже устраивало — и рядом, и не на глазах.

Я съежилась над белоснежным букетиком ландышей. Боже, его аромат так страдал, так болезненно таял душистым ледком на солнце, его тень на столе так мелка, что похожа на капли росы. Я забыла, что на свете есть нежность. Ландыш! Твой символ — чистота, вспомнила я строчки из гороскопа цветов, а твое щедрое открытое сердце угрожает собственной природе, ты можешь быть сорван беспощадной рукой собирателя гербария или просто любителя тонкого аромата. Женщине-ландышу необходим надежный защитник…

Тут я опомнилась — хозяйка следила за мной во все глаза.

Почему я сразу не насторожилась!

В доме имелся телефон. На всех окнах — решетки. Вдобавок, снаружи можно было закрыться ставнями. Что ж, в случае нападения я смогу обороняться как в маленьком форте.

Я попросила Гермину только унести клетку с кенарем. Его пение могло бы скрадывать шаги непрошеных гостей.

Чистенький дачный поселок с трудным названием — Верлиоккала, или Вермяоккала — змеился вдоль холодной речушки Веймолы, берега которой поросли ольхой. Сделав два зигзага, речка впадала в морской залив. Море! В тот солнечный мартовский денек оно смотрелось хмурой холодной далью и только на горизонте вдруг начинало маняще и жарко сверкать солнцепеком ртути. Волны набегали на песчаный берег с орлиным клекотом и жадно клевали мою маленькую красную руку. Закатав джинсы и сняв кроссовки, я забрела в воду. Бррр! От холода к коленям побежала гусиная кожа, и все же я ощущала дуновения солнца, а подошвами — нагретую рябь волнистого дна. Боже, еще никогда я не была так одинока — никто не любил меня, кроме одной Фортуны. Эй, великая сука фарта! Я посмотрела на запад. Там, там осталась моя свобода. Там, мои друзья-клоуны из театрика на колесах, там афиши на. которых хохочет во весь крашеный рот клоунесса Катя Ку-Ку, ау, мои дорогие дружки, я бросила вас на улице Млада Гарда в Праге, в комнате с ковром во весь пол для занятий гимнастикой… Свобода, ау! Она ждет свою блудную дочь.

В морской пустыне виделся только пограничный катер с двухглавым орлом на борту. Отсюда до границы с Финляндией было что-то около десяти километров. Рукой подать!

На обратном пути я подобрала прямо на тропинке раненую птицу. Это оказалась пестрая кукушка. Какой-то хищный зверек покалечил ее крыло острыми зубами. Я принесла несчастную птицу домой — не могу видеть как страдают наши меньшие братья! Обессиленная птица доверилась мне, я кое-как залатала бинтом ее крылышко. Напоила чистой водой. Отыскала корзину, в которой соорудила гнездо из мягкой травы-и свежих листьев. Затем поискала проса или пшена в кухонном шкафчике и нашла полную жестяную банку: насыпала щедро в крышку от чайника, а сама пошла к Термине рассказать о кукушке. Термина тоже любила всякую беззащитную мелюзгу, но когда я довела свой рассказ до жестянки с просом, переменилась в лице. «Господи, что вы наделали, Лиззи! это зерна против мышей. Они отравлены!»

Мы бросились в дом, но было уже поздно — несчастная птичка была мертва.

Я чуть не разрыдалась. Боже, мне всегда не везет! Зачем ты напичкала бедную раненую пеструю кукушку своей судьбой?

Мне тут же пришлось брать лопату и хоронить птицу в неглубокой ямке под садовой яблоней. Когда я стала прибирать корзину, то нашла яйцо, которое снесла кукушка. Оно было еще чуть теплым.

Это единственная смерть, которая лежит на моей совести. Пусть нечаянно, но я была виновата… А утром яйцо кукушки съел хорек.

Если не считать этой грустной истории, все шло нормально целых полтора месяца.

Полтора месяца покоя! Утром завтрак, затем городской бассейн, ужин в ресторанчике на берегу, ночь с книгой в руке и револьвером под подушкой. Словом, я лежала песчинкой в жемчужной раковине, рядом с жемчужиной покоя, щекой к щеке с прохладной полированной гладью, у уютной настольной лампы, на самом донышке судьбы.

Первые признаки адской погони появились только лишь в конце апреля.