Охота на императора

«Император в последнее время сблизился с генералом Михаилом Лорис-Меликовым, – пишет Николаев, – назначенным им генерал-губернатором Харькова, царь знал и ценил его за геройское участие в войне 1877–1878 годов. Он возглавлял Кавказский корпус и прославился взятием Карса – ключевой позиции на азиатском фронте. Александр уже тогда наградил его высокими орденами. Но больше всего Лорис-Меликов заслужил доверие императора тем, что, назначенный генерал-губернатором Харькова, он справился с террористами и успел восстановить порядок в своей губернии.

Накануне нового 1880 года под его личным руководством харьковская полиция арестовала террориста Гольденберга, который убил князя Дмитрия Кропоткина, бывшего до Лорис-Меликова генерал-губернатором Харькова. Лорис-Меликов лично руководил следствием и сумел своим гуманным обращением заставить Гольденберга сделать важнейшие признания о деятельности «Народной воли», членом которой он состоял. Так, он раскрыл, что Желябов и Перовская организовали взрыв в Зимнем дворце, а также и их прежние акции против императорского поезда. Нетрудно себе представить, какое впечатление доклад Лорис-Меликова произвел на царя.

После акции в Зимнем дворце император созвал в своем кабинете для разработки мер против терроризма экстренный совет, в котором участвовали наследник престола великий князь Александр Александрович, военный министр Милютин, некоторые другие министры, все генерал-губернаторы, в том числе Лорис-Меликов и другие лица. Наследник престола предложил немедленно создать специальный Верховный комитет, чья юрисдикция распространялась бы на всю империю. Все присутствующие одобрили это предложение и высказались за немедленное его создание.

Император обратился тогда лично к Лорис-Меликову и пригласил его высказаться. Генерал ответил, что он вполне соглашается с предложением наследника престола, однако добавил, что самое существенное – это немедленное проведение либеральных реформ по образцу западных государств:

– Теперь во всей Западной Европе ширятся коммунистические идеи, проникли они и к нам. Но единственный правильный способ бороться с ними – это улучшить условия жизни и дать людям больше свободы, создав либеральное правление. Это, я уверен, самое полезное и для России: гуманное, теплое отношение, я бы уточнил – «сердечное» управление…

Все слушали с большим вниманием этого героя войны с турками, который сумел привлечь к России симпатии населения Южного Дагестана, Дербента и Терской области еще в 1861–1875 годах. Говорил он, однако, без пафоса, иногда даже запинаясь, на своем ломаном русском языке, с сильным армянским акцентом. С тех пор члены Комитета прозвали Лорис-Меликова «диктатором сердца».

Правда, судя по воспоминаниям А.Ф. Кони, такое прозвище дали не без ехидства скрытые недруги Лорис-Меликова. Но даже В. Николаев, с симпатией отзывающийся о нем, почему-то приписал этому выходцу из знатного армянского рода слабое знание русского языка. Ничего подобного не отмечали ни А.Ф. Кони, ни С.Ю. Витте и другие, беседовавшие с Лорис-Меликовым. Он учился в Москве и Петербурге, занимался самообразованием и отлично владел русским языком.

Кони привел рассказ Лорис-Меликова: «Мой отец был человек полудикий, едва умел подписать свою фамилию по-армянски, а по-русски ничего не знал. Я рос правильно, но без всякого воспитания. На одиннадцатом году меня отвезли в Москву, в Лазаревский институт. Мне хотелось в университет, но там произошла какая-то история, и я очутился в Петербурге, в большой конюшне, как я называю юнкерское кавалерийское училище. Окончил и попал на Кавказ, адъютантом к Воронцову. Ему я обязан всем. Эти десять лет при нем были для меня школой жизни. Карьера пошла удивительно быстро… Приходилось бывать в обществе, не хотелось быть хуже других. Стал учиться, читать, думать, – не забывал и своего специального дела. А тут – эта война, Карс… Зовут затем «усмирять чуму». Я Поволжья вовсе не знаю. Нет! Поезжай. А там – вдруг сатрапом на 12 миллионов в Харькове. Делай, что хочешь: судью застрели, губернатора сошли, директора гимназии повесь!! едва успел оглядеться, вдуматься, научиться, вдруг – бац! – иди управлять уже всем государством…А людей в Петербурге я вовсе не знал. Я ведь человек окраины».

Странно было бы видеть в те времена губернатором, а затем генерал-адъютантом и крупным государственным деятелем человека, который делал доклады императору или выступал на Государственном совете, коверкая русские слова и с сильным акцентом. Вот бы потешались его многочисленные недруги! Он не знал столичных сановников и крупных чиновников, преимущественно людей хитрых, лицемерных, корыстных, а потому оставался на высоком посту только благоволением императора.

«Александр призадумался на несколько минут, – продолжает В. Николаев, – затем с благосклонной улыбкой сказал ему:

– Дорогой Михаил Тариелович, вот мое решение: назначаю Вас с сегодняшнего дня главным начальником предложенной наследником престола Верховной распорядительной комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия…