Охота на изюбря

АвтоВАЗ, старый партнер АМК, напрочь перестал платить за металл. «Денис Федорыч, ты чего хочешь, – весьма откровенно объяснил Черяге по телефону один из замов Николаева, – у вас же хозяин непонятно кто. Если ты хочешь, чтобы мы у тебя брали лист, – подожди и не вякай. А если ты хочешь, чтоб мы платили, так мы тогда у Липецка возьмем». Примеру АвтоВАЗа, хотя и не с той откровенной наглостью, последовали еще несколько предприятий.

Зам. губернатора Трепко, подписывавший последние два месяца, вопреки устным указаниям своего шефа, выгодные налоговые зачеты для комбината, едва не вылетел с работы. Слава богу, нашлись серьезные люди (а если говорить точнее – сын Трепко был близок сунженским браткам), которые восприняли едва не случившееся увольнение как измену неким договоренностям, и Трепко остался.

После этого сунженские бандиты забили стрелочку Денису Черяге и явно пытались набиться на слова благодарности. Было это еще три недели назад, Витя Камаз был жив, и Денис с Камазом приехали на стрелку вдвоем – в уютный сунженский ресторанчик «У Павиана». Там Камаз и Черяга заморочили браткам голову совершенно: бывший долголаптевский бригадир разыграл перед ними сцену, из которой следовало, что никакому Ковалю он не изменял, что все это прикрытие и на самом деле завод сейчас, ища управы на банк «Ивеко», работает с долголаптевскими, а сам Камаз на заводе – полномочный посол московской группировки. У братков поотвисали челюсти, и они если и не поверили Камазу окончательно, то набиваться на благодарность перестали.

У Сенчякова завод не работал третий месяц. Правда, зарплату людям платили, из ссуды, выданной банком «Металлург». Зато Сенчяков не заплатил за электроэнергию и канализацию, и его равнодушно отключили и от того, и от другого. «У меня в заводоуправление войти нельзя! – простодушно пожаловался Сенчяков, – воняет!» И тут же приписал отключение канализации проискам масонов.

Последним выступал директор Белопольской АЭС. Совместное предприятие с РАО «Атомэнерго» было учреждено, главой его стал профессиональный атомщик, один из ликвидаторов Чернобыльской аварии, некто Валентин Сережкин, но делать предприятие, понятное дело, ничего не делало. Заводу было не до АЭС.

– Я договариваюсь с людьми, но как только они узнают, что это Ахтарск, они сразу смеются мне в лицо, – говорил Сережкин. – Они говорят: разберитесь сначала, кто у вас хозяин. Потому что если у вас хозяин «Ивеко» или долголаптевские, они ни в жисть никакой АЭС строить не будут и ни копейки мы не получим. Они согласны работать только за предоплату, а откуда у меня предоплата, если мне ни копейки не перечислили?

Беды атомщика этим не ограничивались. Белое Поле, как бы то ни было, в качестве города был частью Сунженской области и потому мог рассчитывать на дотации из областного бюджета. В прошлом году эти дотации, хоть копейки, – но выделялись. Два месяца назад – как отрезало.

– У меня восемьсот безработных матерей, – чуть не плача, говорил атомщик, – им полагаются детские пособия. Они на это не то что детей кормят – сами живут. Я приезжаю в область, говорю: «Ребята, почему вы не платите детские пособия?» Они говорят: «Всем не платят». Я им говорю: «Всем не платят деньгами, но вы муку раздавали. Заплатите мне пособия мукой». Они говорят: «Нет, мукой не можем, возьми подставками для елок». Нет, вы представляете? Мои женщины должны еще в Сунжу за триста километров приехать и выбрать там в магазине подставки для елок или брызговик от «Жигуля»!

Извольский молча слушал.

– Вячеслав Аркадьич, – повернулся к нему атомщик, – я понимаю, что у завода трудности. Но ведь нас бьют, потому что мы под заводом. И получается – вы нам не помогаете, а область нас душит. А нас не надо душить, мы и без того мертвые. У меня в больнице температура три градуса тепла. Вы извините, Вячеслав Аркадьич, за наглость, но вы ведь тут сидите в хорошем инвалидном кресле, и в комнате – двадцать два градуса. И лекарства у вас есть, и еда. А у нас в больничке суп варят так: на два литра воды одна луковица и все. Белье велят из дома приносить, а дома белья давно нет. Не то что шприцов одноразовых нет, многоразовый прокипятить не в чем. Одна и радость, что колоть нечего.

– Это все хорошо, Валя, – прервал атомщика Извольский, – только чем я могу помочь? Комбинат обещал финансировать строительство АЭС. Комбинат не обещал финансировать содержание городской больницы. Если в городе нет денег на больницу, он получает их от области.

– А область их не дает, потому что с вами поссорилась! Нас же бьют не просто так, а потому что мы под вами! – почти закричал атомщик, – черт побери! Вячеслав Аркадьич! Ведь у вас же пятьсот лимонов долларами ушло в банк «Металлург», это все знают! Ссудите мне двести тысяч! Люди хоть хлеба купят!

– Я так правильно понимаю, – уточнил Извольский, – что если АЭС получит от банка двести тысяч долларов, деньги пойдут не на строительство, а на всякие там лекарства для больниц?

Атомщик задохнулся.