– Подъезжай завтра, переговорим, – донеслось из трубки, – российскую промышленность надо защищать, на то мы тут и поставлены, – часика в три тебя устроит?
– Устроит, – мрачно сказал Извольский и захлопнул телефон.
– Что случилось? – тревожно спросила Ирина, глядя на резко помрачневшее лицо директора.
– Оно тебе надо? Не хватало еще с тобой о дерьме разговаривать.
Настроение его внезапно испортилось, и он еще раз хлебнул коньяка.
– Чистый рэкет, – сказал Извольский.
– Как, настоящий рэкет? – с изумлением спросила Ирина, глядя на трубку.
– Ага, настоящий, – Извольский слегка сполз с кресла и глядел на нее пьяными смеющимися глазами, – знаешь, как это бывает? Сначала приезжает бригада отморозков на пробивку, шум, гам, стволами в нос тычут, стекла в магазине бьют, директор магазина бросается искать приличную крышу. Та приедет, порядок наведет, отморозкам по ушам даст, наш директор не нарадуется: «какие у меня славные защитники». А защитники отморозкам за прикрученную точку заплатят…
– Я не поняла, – нахмурилась Ирина, – к вам действительно бандиты приехали? Стекла били? Вот в этом вашем особняке?
– Нет, стекол не били. Сказали – введем экспортные пошлины.
Ирина удивленно наморщила лобик.
– Так это были не рэкетиры? А правительство?
– А что, есть разница? – осклабился Извольский. Он говорил механически, на автопилоте. В глубине комнаты стояла кровать, очень чистенькая, полутораспальная, застеленная гладеньким шерстяным покрывалом, и директор все время переводил взгляд с Ирины на кровать и обратно.
– А что же хотели взамен? Ну, чтобы стекла не били?
– Банчок есть один. У нас в нем сорок лимонов пропало из-за кризиса. Расчеты за руду. Он больше половины не хочет возвращать, вот мне и позвонили, чтобы я соглашался.
– Так ведь кризис же, – удивилась Ирина, – у них, наверное, и вправду денег нет.
– У нас, Иришка, – усмехнулся Извольский, – кризис вот какого рода: пришел грабитель, то есть государство, и гробанул киоск на остановке, унес десятку… А утром продавщица, то есть банки, говорит вкладчикам: пропало, мол, два ящика водки, упаковка дорогих конфет и двадцать тысяч рубчиков…
И тут телефон зачирикал снова.
– Да, – сказал Извольский.
– Добрый вечер, Вячеслав Аркадьич. Эк вас Китайчиков-то пропесочил…
– Кто говорит? – удивился Извольский.
– Не узнали, Вячеслав Аркадьич? Богатым будете.
Извольский внезапно узнал голос, хотя живьем говорил с человеком только два раза, совершенно мельком. Это было то самое
– Узнал, – сказал Извольский безо всякого выражения.
– Что ж вы так, а? На чужой территории, застрелили спецназовца… Я вам прямо скажу – Китайчиков подписал ордер на арест этого вашего Алешкина. И посмотрим, кто еще там отдавал ему приказы – ваш Черяга, наверное? Мне насилу удалось его удержать. Чисто по старой дружбе. Говорю: «Сергей Васильич, не может быть так, чтобы Ахтарск совсем уже от Москвы отделиться задумал. Вячеслав Аркадьич умный человек, он поймет, что перегнул палку».
В переводе речь известного лица значила следующее: отдай мне Конгарский завод или я посажу Алешкина и Черягу.
– Никакой я палки не перегибал, – сказал Извольский, – если вашему Китайчикову хочется поднять вопрос, отчего спецназ охраняет бандита, я могу поднять этот вопрос.
– А «Ми-38 „Ястреб“? – спросило значительное лицо.
– Какой Ми?
– Который в Тушино летал за запчастями. Вам не кажется, что к этому полету тоже могут быть вопросы? И звучать они могут так: не противоречит ли национальной безопасности передача военного завода в руки лица, которое использует передовую военную технику, еще не поступившую на вооружение российской армии, в бандитских разборках?
Извольский хмыкнул. Это уж его явно на понт брали – с вертушкой все было чисто, комар носу не подточит…
– А задавайте ваши вопросы сколько хотите, – пьяно сказал Сляб, – найдите Камаза и снимите с него показания, как его охально изобидели…
– Зря вы так, Вячеслав Аркадьич, – сказала трубка, – вы бы лучше до утра подумали. Нельзя иметь слишком много врагов…
Извольский захлопнул телефон и отключил его.
– Кто это был? – тревожно спросила Ирина.
– Я же говорю, – все в Москве продается.
– А в Ахтарске все уже продано? Вам?
Извольский внезапно соскользнул с дивана и оказался на корточках перед Ирой. Ирина теперь ясно видела и складки рубашки, вылезшие из-под брючного ремня, как это обычно бывает у полных людей, и едва заметные капли пота там, где в течение дня безупречно свежий воротничок касался шеи, и небольшое пятно на галстуке: видно, обедая, Извольский капнул туда соусом или что-то в этом роде. От Извольского отчаянно пахло хорошим коньяком и водкой: было видно, что директор пьян и не может себя контролировать или, во всяком случае, не считает нужным.
– Ира, – сказал Извольский, – ну какого черта ты мне «вы» говоришь?