– Позвоночник у тебя, Слава, малость того… – пряча глаза, ответил Черяга, – ничего постоянного, это можно исправить, только вот лежать тебе придется долго.
На памяти Извольского Денис никогда не прятал от шефа глаза.
За те три дня, которые Вячеслав Извольский лежал без сознания, связанный с жизнью лишь тонкой ниткой капельницы и аппаратом искусственного дыхания, много чего случилось, и большая часть случившегося была не так приятна для комбината.
Камаза с его бойцами, разумеется, пришлось отпустить. Как ни странно, в их прямой непричастности к покушению сомневаться было трудно: да, разыскивать Ирину они разыскивали. Проблему с адресом они решили очень просто: расспросили соседей и, убедившись, что утром квартиру Верецкой покинула девушка, отвечающая описанию Ирины, они просто стукнули купленному менту, и тот в два счета пробил адрес дачи. Продавщица сельпо видела их у остановки минут десять спустя после того, как Извольский уехал из деревни. Но представить себе, что киллер спустя сорок минут, когда на месте происшествия может быть уже полно ментовки, приедет полюбопытствовать, а все ли он сделал, как надо, – было трудно. К тому же стреляли из белой «Шестерки» с форсированным двигателем, а братки катили на «Девятке» цвета мокрый асфальт.
Нет, на курок нажимали не ребятки Камаза, а кое-кто посерьезней, и Извольского спасло только то, что, выехав из деревни, он посадил за руль охранника, а сам сел сзади. Стреляли же по тому, кто был за рулем, стреляли прицельно, но из пистолета (кучность была потрясающая – из пяти пуль, выпущенных из мчащейся машины по другой мчащейся машине, три попали водителю в голову).
В это же время другой киллер, для страховки, выпустил общую очередь по «Мерсу», и вот эта-то отвлекающая очередь, пройдя наискосок, и ранила Извольского трижды: одна пуля ушла в грудь, задев легкое, другая попала не очень страшно, в плечо, а третья разбила сотовый, прошила тело и застряла в позвоночнике.
Черяга и следователь, назначенный прокуратурой вести дело, расспрашивали Ирину несколько часов, но та мало что могла сказать. Все, что она видела, – это беленькую «Шестерку», которая начала обгонять «Мерс». «Шестерка», очевидно, была с форсированным двигателем, потому что «Мерс» шел на большой скорости и обогнать его было нелегко. Номеров Ирина не заметила, лиц – тем более.
Черяга поехал в Никишино. Участковый инспектор, испитый парень с красным носом и огромным синяком под скулой, почему-то был крайне нелюбезен. О причинах этой нелюбезности Черяга узнал спустя полчаса от некоей бабы Любы, чей участок выходил задами к пятачку перед магазином и которая имела привычку вместо телевизора наблюдать за интересной примагазинной жизнью. Восьмидесятилетняя баба Люба рассказала ему, как компания местных алкашей, в числе коих находился и сам участковый, замела перед магазином какую-то городскую фифу, как фифа стукнула Кольку бутылкой по голове и как потом на площадь вылетела иномарка, из которой выскочил человек с пистолетом и два мордоворота. «Я уж думала, они ее убьют, – вздохнула баба Люба, – а он как пойдет стрелять, аж стекла в домах звенят».
Кроме истории со стрельбой, баба Люба заметила и еще одно: почти сразу за пистолетом и мордоворотами подъехала еще одна машина, беленькая «Шестерка» с погашенными фарами. «Шестерка» забилась в переулок и стояла там без малейших признаков жизни минут пятнадцать, а когда иномарка с Извольским вновь выбралась с разбитого проселка на асфальтовую дорогу, тихо снялась с места и покатила себе прочь. Умница бабка заметила даже блестевшие на «Шестерке» номера. Номера, как выяснилось, были выданы три месяца назад старому «Форду», каковые номера и были свинчены с «Форда» за день до покушения.
Саму же «Шестерку» не нашли нигде; скорее всего, машина была не краденая, учитывая форсированный движок, и выкидывать ее исполнители не сочли нужным.
Но самое интересное было другое. Если в Извольского стрелял не Камаз, то возникал вопрос – а откуда киллеры знали маршрут директора? Можно было, конечно, предположить, что они просто ехали за объектом. Но ведь Извольский перемещался не по городской забитой трассе. «Мерс» сначала поехал на Калужское шоссе, потом – на пятидесятый километр Киевского. Половина пути – по узким загородным дорогам. Всюду – на дикой для таких дорог скорости в сто – сто двадцать километров. Трудно представить себе, чтобы в таких условиях охранники Извольского не засекли скачущую за ними, как черт, «Шестерку». Или даже череду сменяющих друг друга машин.