Охота на Хемингуэя

— Оно будет вписано в историю, даже если я не сохраню находку. Зато стоит мне оставить рукописи при себе, и остаток жизни я проведу в судах и спущу все деньги на адвокатов. Наследники писателя, Фонд Хемингуэя в Оук-Парк, Сити-Колледж — все они не что иное, как стая голодных акул. Мне надо продать все и как можно скорее. Особенно важно не допустить публикации ни одной из рукописей до аукциона, не то встанет вопрос об общественном достоянии.

— Общественном достоянии? Но оно-то здесь при чем?

— Мой юрист говорит, что любая публикация автоматически переводит рукопись в категорию общественного достояния, и мне потом придется в лепешку расшибиться, чтобы доказать свои права.

— Похоже, твой адвокат придумал изящную уловку: продажа этих вещей с аукциона сама собой станет подтверждением твоих прав на них. Восхищаюсь этой иезуитской логикой. Но полагаю, он считает твои претензии достаточно обоснованными, раз советует вообще выходить на аукцион?

— Незыблемыми, ибо они основываются на праве владения. В живых нет никого из тех, кто имел отношение к рукописям, и никто не может рассказать, что на самом деле произошло с ними.

— Но не обратится ли Фонд Хемингуэя с требованием остановить аукцион?

— Аукционный дом говорит, что только правительство или библиотека могут повлиять на аукцион. Но в силу того, что Хемингуэй сейчас в такой цене и время продажи наступает, аукционеры подстраховались и вступили в контакт с юридической фирмой, обслуживающей Фонд Хемингуэя. И заполучили письменное свидетельство, что Фонд не возражает против аукциона.

— Получается, ты весь в шоколаде?

— Не совсем. Мне тоже пришлось подписать этот документ, дав согласие, что впоследствии мы с Фондом оспорим аукцион в суде.

— Значит, тебе грозит шанс остаться при своих интересах?

— Напротив. Фонд признает, что рукописи у меня, и девять десятых прав за мной. Поэтому я в любом случае получу гарантированный минимальный процент от продажи. И мне одних этих процентов хватит с головой, даже если суд не постановит выплатить еще что-то.

— Умно, — кивнула я. — Это соглашение послужит отправным пунктом, и любой покупатель рукописей на аукционе станет новым полноправным и законным владельцем.

— Мой адвокат считает точно так же. И аукционный дом. Покупателю предстоит решать вопрос с дальнейшей публикацией, а наше с Фондом судебное разбирательство подогреет общественный интерес и поднимет для нового владельца цену свежеприобретенного лота.

— Понятно, — кивнула я, начиная, вопреки первоначальному скепсису, верить, что Дэвид говорит правду. — Мне вспоминается случай с рукописью книги Марджори Киннан Роулингс [4]«Плоть от плоти моей»: книгу семьдесят четыре года считали утраченной, и вдруг ее находят в какой-то коробке в чьем-то доме. Второй муж писательницы старался доказать свои права на нее, но проиграл.

— Глава аукционного дома тоже приводил в пример этот случай, и, по его мнению, данный прецедент усиливает мою позицию.

— Так зачем я тебе понадобилась?

— Рукописи должны быть застрахованы, и страховая компания желает просмотреть все материалы. Пока я имел дело только с ее ведущим менеджером, которому скормил несколько листов на пробу — ничего, что он мог бы опубликовать. Но теперь фирма настаивает, чтобы ей показали все, иначе страховки не будет. Рисковать мне совсем не охота, поэтому придется показывать.

— О'кей, но ты так и не ответил на мой вопрос.

— Там, в театре, я сказал, что искал тебя. И это так. Я тебя знаю, Ди Ди, и могу довериться. До сих пор не могу поверить своему счастью, что столкнулся с тобой сегодня!

«Угу, — подумала я. — Спасибо Тому Джойсу за лекарство. Я заставлю его сполна заплатить за этот треклятый билетик».

— Ты осознаешь всю колоссальность этой находки, Ди Ди? Не передать рукописи я не могу, сама понимаешь. И проще простого будет под прикрытием страховки взять и увести их у меня из-под носа. Я тогда теряю все. Но предположим, что на проверку понесешь их ты. Про наши с тобой отношения никто не знает, поэтому ты всех устроишь. А я буду знать, что ты присмотришь за коллегами и не дашь им снять никаких копий.

Ошеломленная, я снова опустилась на диван.

4

Про мораль я знаю только, что морально то, после чего тебе хорошо, и аморально то, после чего тебе плохо.

Эрнест Хемингуэй

День второй, понедельник.

Утро следующего дня я встретила в постели Дэвида. Было еще рано, а ночь получилась долгая. Дэвид еще спал, мне же требовалось уйти и все обдумать.

Надев сброшенную вечером одежду, я поехала домой, держать отчет перед котом, и всю дорогу старалась не думать про Дэвида. Я знала, что деться от него некуда, но подобно Скарлетт, откладывала решение на потом.