Охота на клона

Плюхнулся в новое кресло-трансформер, такое же, как у Элмеро, и нажал кнопку, чтобы кресло приняло форму моего тела. Я сидел и смотрел в коридор через зеркальную дверь. Присматривался, прислушивался, но там все было тихо, поэтому я подкатился к шкафчику с дискетками и открыл его. И долго смотрел на маленькие золотые диски. За долгие годы я истратил на них целую кучу денег. Некоторые уже выдохлись, но я все равно их не выбрасывал. Может, из-за ностальгии. Добрые старые времена — тогда мне надолго хватало одного простого оргазма. Постепенно я перешел на двойные, потом тройные. Последнее мое приобретение — оргия с участием пятерых; здесь можно произвольно замедлять скорость. В конце концов серия мелких взрывов завершается одним финальным мощным аккордом.

Я выбрал эту дискетку из кучи и прикатил в центр комнаты, развернувшись спиной к голограмме Линии. Когда кресло приняло лежачее положение, я вдруг засомневался.

Может, не стоит? Я внушал себе: держись! Ты целый год постепенно отвыкал. Уже три недели продержался без дискеток. Рекорд! Все равно что очистился. Зачем все возвращать? Послезавтра тебе будет гораздо легче, если сейчас ты закинешь проклятую штучку обратно в ящик и пойдешь спать.

Веские доводы. И вполне разумные. Но никакие разумные доводы не тянут против крохотного фактика: завтра, после того как меня разблокируют, у меня уже не останется выбора — разве что я решусь зашиться повторно. Но повторная блокировка возможна только через полгода. Сегодня — последний день. Послезавтра я стану таким же, как большинство моих сограждан, за одним исключением: некая часть меня настолько огрубела за долгие годы использования дискеток, что эту броню не преодолеть ни одному живому существу. Некая важная часть меня навечно — или почти навечно — онемеет. Мне необходим последний толчок, последний удар — чтобы вспомнить добрые старые времена. Так сказать, лебединая песня. И никакие разумные доводы не заставят меня сегодня отказаться от дискетки.

Я вставлял дискетку в ямку за ухом, когда уловил за дверью движение. Рука замерла на полдороге. Подкидыш! Он тихо крался по коридору к моей квартире. Я почувствовал, как у меня сводит челюсти. Если маленький паршивец решил, что вломится ко мне и начнет хныкать и умолять пустить его переночевать, он жестоко ошибся. Мне нужно побыть одному, хотя бы на…

Он не постучал и не позвонил. Просто некоторое время стоял и смотрел на дверь, а потом опустился на пол и свернулся калачиком спиной ко мне.

Маленький надоеда собрался расположиться на ночь за моей дверью, не ставя меня в известность о своем намерении!

Сквозь прозрачную дверь мне было видно, как ритмично движется в такт дыханию его тощая спинка; мальчик засыпал. Я сжал дискетку в кулаке. Я все еще мог ее поставить, как собирался. Моя дверь звуконепроницаемая, и он даже не догадается, чем я занимаюсь.

Но я-то знаю, что он там!

Я долго смотрел на мальчишку. Он казался таким хрупким — лежал у моей двери и ворочался, устраиваясь поудобнее. Я представил, что он всю ночь проведет на жестком полу, под холодным белым светом, пока я буду сладко спать в затемненной квартире.

Ну и что? Он ведь сам так решил! Мог ведь вернуться к своим и сейчас бы уже мирно спал. В безопасности. Под землей. В заброшенных шахтах бывшей подземки.

Я вздохнул и направил кресло к шкафчику. Бросил дискетку на место, вернулся к двери. Может, все и к лучшему, уверял я себя. Утром будет легче… и потом тоже — по ночам. Меня ждут долгие, пустые, безрадостные ночи.

Я затемнил дверь — не считал нужным раскрывать ему свой маленький секрет — и отодвинул ее. Потом толкнул его ногой.

— Заходи! — сердито прошипел я. — Что скажут соседи, если увидят тебя под моей дверью?

Он застенчиво улыбнулся, с трудом поднимаясь на ноги. Ворча, я показал ему диван и выключил свет.

X

Эм-Эм пришел в дикий восторг, когда утром, проснувшись в настоящей квартире, получил настоящий завтрак. Я даже позволил ему помыться в душевой кабине. Он был счастлив. Когда он помылся и оделся, я отправил его восвояси — довольного, чистого, улыбающегося. Я велел ему прийти ко мне в офис попозже.

Убедившись, что он ушел, я высыпал содержимое шкафчика в карман комбинезона и спустился на платформу. Подлетая к «Северному Бедекеру», я старался ни о чем не думать. При мысли о том, что меня ждет, мне делалось нехорошо.

Однако в мозгу свербело, и почему-то всплыло в памяти слово «кастрация».

Не то чтобы я сейчас способен доставить особое удовольствие женщине, просто, когда из моей головы вынут проводки, я самому себе не буду интересен. Говорят, после того, как тебя разблокируют, можно даже приучиться снова спать с настоящей женщиной. С ней никогда не будет так же хорошо, как с дискеткой, но переучиться все же можно.

Я не был уверен, что мне так уж захочется попробовать.

Некоторое время я слонялся в окрестностях «Северного Бедекера», просто чтобы убить время. Наконец решил, что хватит оттягивать. Раз уж задумал, надо довести дело до конца. Я забрел в помещение, занимаемое «Невронексом»…

И попал в очередь.