Охота на князя Дракулу

Швея пошила шелковую рубашку, но скроила ее так, чтобы она подчеркивала мои достоинства. Работа была безупречна.

Я провела рукой по рубашке, разглаживая мельчайшие морщинки, и принялась разглядывать себя в зеркале с разных сторон. Этот наряд демонстрировал мою фигуру в таком виде, что меня невозможно будет спутать с кем-либо из мужчин-соучеников, когда мы вернемся на занятия к дяде, хоть я и буду одета точно так же, как все остальные. В глубине души мне хотелось покраснеть от того, как этот наряд выставлял мою фигуру напоказ. Но главным ощущением было, будто я иду, высоко вскинув голову. Я редко ощущала подобную свободу движений со всеми моими многослойными нарядами и завязочками.

Я не без труда оторвалась от собственного отражения и достала из коробки кожаный пояс. Я застегнула его на бедрах, вставила скальпель в ножны и улыбнулась. Если раньше я чувствовала смущение, то теперь я достигла нового уровня неприличия. Придется мне носить фартук, чтобы избавиться от перешептываний и взглядов. Теперь я выглядела, как будто…

– Ты выглядишь потрясающе.

Я развернулась, положив руку на холодный металл скальпеля на бедре. Я позволила себе провести пальцами по отполированному клинку, прежде чем опустить руки.

– Прокрадываться в спальню к молодой женщине дважды за месяц – это грубость даже по нестрогим стандартам, Крессуэлл.

– Даже если на этот раз я прокрадываюсь в собственном доме? И даже если я принес подарок?

Он улыбнулся как-то по-кошачьи, прислонил к двери картину, вошел и стал кружить вокруг меня. Он самым возмутительным образом изучил каждый дюйм моего наряда, а потом подступил так близко, что я ощутила тепло его тела.

Внезапно оробев, я кивнула в сторону картины.

– Можно посмотреть?

– Конечно! – Томас простер руки. – Ни в чем себе не отказывай.

Я подошла к картине и повернула ее. У меня перехватило дыхание. Нарисованная орхидея сверкала, словно была покрыта льдом. Потом я присмотрелась внимательнее и поняла, что ошиблась. Это была не орхидея, а усеянное звездами небо. Томас нарисовал целую вселенную в форме моего любимого цветка. Мне вспомнилось, как он подарил мне орхидею во время расследования дела Потрошителя.

Я прислонила картину обратно к стене и подняла взгляд.

– Откуда ты узнал?

– Я… – Томас с трудом сглотнул, глядя на картину. – Тебе правду?

– Да, пожалуйста.

– У тебя есть платье с вышитыми орхидеями. С темно-фиолетовыми лентами. Тебе нравится этот цвет, а мне, как выяснилось, нравишься ты. – Он набрал побольше воздуха в грудь. – А что касается звезд… Они нравятся мне. Больше, чем занятия медициной и криминалистикой. Вселенная огромна. Это математическое уравнение, которое я даже не надеюсь решить. Для звезд нет никаких пределов. Их число бесконечно. Потому я и измеряю мою любовь к тебе звездами. Она слишком велика, чтобы ее исчислить.

Томас протянул руку – так медленно, что у меня участился пульс – и вынул заколку у меня из волос. Часть иссиня-черных кудрей рассыпались у меня по спине, а золотая заколка с тихим звоном упала на пол.

– Я безнадежно околдован, Уодсворт.

Он вынул следующую заколку, потом еще одну, пока не освободил мои волосы полностью. Было нечто интимное в том, что он видит меня в этих уединенных покоях с распущенными волосами. И в его признании. Это было тайным наречием, известным лишь нам двоим.

– Ты хочешь сказать, что твои чувства – плод некоего заклинания? – поддела его я.

– Я хочу сказать… я не могу делать вид, что я не… Это со мной уже давно. – Томас почесал лоб. – Я надеялся перевести все в более… официальную плоскость. В некотором смысле. Любым способом, каким тебе будет угодно.

– В каком смысле – официальную? – Сердце забилось у меня в груди, выискивая щелочку, чтобы выбраться наружу. Я поверить не могла, что мы ведем подобный разговор, да еще и наедине. Впрочем, точно так же я поверить не могла, что Томас практически сказал «Я тебя люблю». Мне нужно было услышать это еще раз. И без понуканий.

– Ты знаешь, в каком смысле, Уодсворт. Я отказываюсь верить, что ты неверно истолковала мои чувства. Я по уши влюблен в тебя. И это навсегда.

Вот оно. То признание, которого я жаждала. Томас нервно прикусил губу. Все его дедуктивные способности не могли точно сказать ему, люблю ли я его. Мне хотелось напомнить ему о нашем разговоре – о том, что формулы любви не существует, – но поймала себя на том, что сердце мое лихорадочно бьется совсем по другой причине.

Я готова была принять руку мистера Томаса Крессуэлла. И это одновременно ужасало меня и приводило в восторг. Томас смотрел, как я выпрямилась и вскинула голову. Если я намереваюсь уступить собственным чувствам, мне нужно еще кое-что уточнить.

– Почему ты попросил лишь у моего отца позволения ухаживать за мной? – Мне нужно было знать это. – А как же мои собственные чувства? Я могла увлечься Николае. Ты не спросил меня саму.

Томас бестрепетно встретил мой взгляд.

– Если это так, то скажи мне об этом, и я никогда больше не побеспокою тебя. Я не стану навязывать тебе мое присутствие.