Евгений даже уступил коллекционерам древностей монеты-эталоны с императорского монетного двора скопившиеся за века. Продал все, что не могло приносить прибыль и за что, в то же время, можно было получить серебро и золото. Урезал до предела содержание другим членам императорской семьи. Злопыхателям все вышеперечисленное послужило лишним аргументом в пользу его сумасшествия.
И вот наступил день когда... Нет, в казне все также пусто, единственное, что удалось совершить, так это вернуть сделанные отцом долги и избавиться ото всех откупщиков, то есть людей, получивших привилегию (в обмен на некоторую сумму отданную ранее императору) собирать ту или иную подать в свой кошель. Но и это большое дело. Ведь о тех же долгах нельзя было просто так забыть. Храмы перекупили обязательства, и отсрочки стоили денег или льгот. Теперь же, хотя деньги и не задерживались в казне, однако и наживаться на императорском безденежье никто уже не мог.
Но все новые вторжения грозили поколебать шаткое финансовое равновесие. И если для лесовиков Каета средств на полки хватило, то Фойерфлаху помочь было не на что. Опять брать в долг? И отдавать с приростом, в лучшем случае выгадав на этом возврат уже разоренной войной провинции?
Грозила и другая проблема. Все придворные партии, от восточных дворян до жрецов, требовали остепениться и завести наконец наследника. Но, видя шаткое положение престола, никто не давал в приданое за предлагаемой невестой чего-либо существенного. Больше, чем император мог вытребовать у них у всех вместе взятых, лишь грозя определиться с выбором.
Но и это еще не все. Жречество вымогало объявить наследницей престола сводную сестру Евгения до появления у императора детей. Преемственность, уверенность в мирном престолонаследии дело нужное, дальняя родня мужского пола была сравнительно многочисленна и не имела весомых преимуществ друг перед другом в правах на престол. Но женщина! Дворяне меча не были в восторге.
Однако у жрецов появился свой интерес - якобы у Роаны, сестры императора нашли талант к волшбе и теперь спешно обучали, готовясь инициировать как 'высшую жрицу. 'Если император падет в неравной борьбе с нашими общими врагами, императрица-волшебница, - убеждали народ жрецы, - будет угодна Похитителю и тот отвернет от Изначальной империи беды последних десятилетий'.
Евгений II не стал противиться и выдвинул лишь одно условие: принцессе Роане надлежало возглавить (пускай и с помощью верных советников) войско в битве с лесовиками и выиграть, доказав тем самым благоволение к ней божества. Пожалуй, выиграть можно и так, но лесовики к осени собрались в невиданных количествах, а потому риск поражения нельзя было отрицать.
И вот гвардия спешила навстречу отряду принцессы, а там и битва не за горами.
Имперский дворцовый комплекс 'столицы' провинции Запад (резиденция держателей Фойерфлаха и края в целом) с утра гудел, будто растревоженный топтыгиным улей. Причем косолапый только подбирается к сладким кладовым, а потому большинство пчел все еще внутри. Но это не надолго. Так и здесь...
Цитадель была построена еще при первых императорах как последняя линия обороны, если падут крепостные стены. И, надобно сказать, когда-то последний оплот внушал уважение. Но не теперь. Бойницы в каменных башнях расширили, превращая в окна. Из стен выбирали камень, умножая жилые и подсобные помещения. Наверху деревянные галереи для стрелков давно уже канули в лету. Массивные, грубо обтесанные, но плотно пригнанные друг к другу камни покрыли известковой штукатуркой, которую расписали яркими красками: руны, растения, просто бессмысленные узоры как обрамление для романтично истолкованных сцен из жизни, прославляющих Империю.
На площади перед дворцовыми вратами в петле болтался городской имперский казначей. С ним северяне успели поговорить еще вчера, но довели разговор до логического завершения только на рассвете. Кого-то из местных такая картина возмутила, кого-то испугала, но большинство - обрадовала.
А в главном зале центральной башни - донжона - рэл' Клевоц принимал местных дворян, купцов и прочих хоть чем-нибудь заметных людей. Все они не вчера родились, а потому понимали, что война есть война: кто-то откупался и покидал город, кто-то получал должность в гарнизоне. Дела решались прилюдно, лишь Клевоц то и дело шептался с Вызимом и Зырем. Пока ничего тайного не происходило. Ну что необычного в том, что кожевенники станут на стены у своего квартала? Что будут прикуплены оружие, смола и припасы на конфискованные у беглецов деньги? Что ополченцы будут тренироваться больше и часть наставников им поменяют? Или что ломовые извозчики уже пополудни начнут возить камень дворца на ремонт внешнего обвода стен? Ничего ведь и так не утаишь.