Охота на компрачикоса

"О, сколько в этом звуке для сердца русского сплелось!", и сколько еще будет отражаться в глазах старых лысых физиков и отзываться в словах древних седых лириков, выправлявших себе осанку вот на таких же примерно досках сроками, не снившимися ни Аль Капоне, ни Манделе. Нары, они сделаны, как и положено, в два яруса из хорошо обработанных досок, выкрашенных в красный цвет, и выглядят, если забыть или не знать об их дурной репутации, очень необычно и даже выигрышно в сравнении с банальными кроватями за перегородкой.

Расположенные толстой буквой "П", они оставили квадрат свободного места перед входом, придав помещению своеобразный уют и даже сходство со средневековым городом. Матрасы, подушки, одеяла лежат рядами, простой геометрией усиливая мысль ввалившихся об отдыхе и близкой — только шагнуть, во весь рост неподвижности, под настоящей, а не матерчатой крышей.

— "ЗеКа Васильев и Петров ЗеКа", — поддавшись впечатлению, вспомнил короткую строчку Алексей.

— Простенько, но со вкусом, — одобрил пристанище Игорь.

— Так, где вам больше нравится? — спросил щедрый Гамлет. Без солнца его лысина стала еще темнее.

— Конечно же, здесь, — опередила уже раскрывшего рот Сергея Лена.

— Где будем спать? — на этот раз не стал спорить Сергей и первым шагнул к нарам.

— Конечно же, наверху, — удивилась недогадливости она. Все зашевелились, избавляясь от заплечного груза заметно похудевших за время перехода рюкзаков.

— Ляпота! — озвучил счастье Сергей, уже растянувшийся на досках.

— Ну, мы пошли, — удовлетворенно произнес ненадолго позабытый сторож, вешая замок на дверную ручку, — а вы располагайтесь. Тропинка из дверей — прямо к туалету.

— Об чем речь? — зачем-то ответил Сергей.

Он ушел, оставив парализованных смертельной дозой неподвижности молча лежать на нарах и слушать его затихающие шаги, рассматривая в тишине доски верхнего яруса. Но движение настолько въелось в мышцы, что через пару минут они зашевелились и даже взялись за рюкзаки, вытаскивая при свете дня спальные мешки. Обустройство очередного и на этот раз последнего ночлега не заняло много времени, а матрасы — ватнополосатый знак комфорта, радуют глаз и уставшие от жесткости походных ночей бока своим количеством. Спасибо за то, что они есть, но то, что их много — вполне предметное, не эфемерное счастье для уставших тел. Все как в древние времена: съел — и порядок, лег, спишь и еще жив — уже хорошо, а если при этом тепло и сухо — значит, это и есть счастье.

Появилась Нина, с рюкзаком Степаныча в руках и с полотенцем на шее. Душшш…

* * *

Сон. Он знает, что это сон, но ясность восприятия и предчувствие события, реального в нереальном мире, подсказывают сомнение в том, что это сон. Он стоит у железного вигвама, почти касаясь спиной нагретых за день профилей, и ему хорошо видна поляна внизу, белеющая сторожка и тропинка, ведущая к ней. Рядом с домиком, вместо огорода — загон. Очень похоже на ранчо из ковбойских фильмов или как в деревне, на ферме.

Загон полон быков, голов тридцать, не меньше. В теплых вечерних сумерках их сероватые рога вполне различимы над темной, в постоянном движении, массой сильных тел. Забор — толстые для человека, но ничто для быков жерди на столбах, кажется, едва сдерживают чем-то растревоженное стадо. Голые спины пастухов, сидящих на заборе, до смешного тонки и беззащитны на фоне мощных мелькающих шей и острых рогов. Опасность прозрачной мембраной беззвучья повисла над всем, кажется, еще мгновение и она коротким звуком перетянутой струны лопнет в тревожном воздухе, а стадо без труда снесет хилые загородки и хлынет ничем не сдерживаемым потоком травоядно-глупого зла, сминая все и поднимая на рога всех… еще мгновение.

Заволновались, задергались фигурки, перекрикиваясь коротко и едва слышно, снизу вверх и назад взмахнул головою бык — и над потными спинами мелькнули рога, и как кукла — человеческое тело. Стадо вздрогнуло — нашлось занятие, обозначился центр движения и возбуждения, а инстинкт подсказал желание — каждому быку захотелось опробовать рога.

Давка. Вибрируя в воздухе, с креплений слетела длинная жердь, а звук, чуть запоздав, донес треск переломленного дерева — в пролом уже хлынуло стадо. Передние потянули задних, брызнули в разные стороны оказавшиеся на пути пастухи, а те, кто сидел на заборе, крепче вцепились в столбы. Загон опустел, и только тело их товарища бесформенным хламом отсталость лежать на вытоптанной множеством копыт земле. Получив свободу, но помня о загоне и подчиняясь все тому же стадному чувству, быки устремились по тропинке, ведущей к железному вигваму. Поляна окружена лесом, и они, сделав простой выбор, помчались туда, где нет деревьев.

Алексей почувствовал под ногами гул — тонны живого мяса и тридцать пар острых рогов над широкими лбами несутся на него, не разбирая дороги. Уже трещат кусты в узком для них проходе, ограниченном толстыми стволами — толще, чем их шеи.