Охота на компрачикоса

Но эта нарисованность подвижна — он шагнул ближе, к самому окну, чтобы получше вглядеться во внимательную к нему темноту. В ответ "лицо" рывком приблизилось к стеклу, окатив его мощной волной невидимой потусторонней силы, выплеснувшейся из непроницаемых и не отражающих света глазниц. Его вновь отбросило от окна сильным и плотным, словно масляный шквал, ударом. Пол коридора опять ушел из-под ног, но он успел схватиться за фанерные спинки киношных сидений и повиснуть в воздухе параллельно изогнувшемуся полу — никуда тот не проваливался, это его самого сносит взгляд из-за стекла. Но это не ветер — не отводя глаз от упершихся в него черных глазниц, он заметил, что засохший букет не шелохнулся. Мертвому нужно живое, а умершие цветы "лицу" не интересны. Любопытство и страх — прекрасная смесь, не позволяют разжаться пальцам, но он понимает, что он не противник этой роже за стеклом, и догадывается, что на него решили лишь только посмотреть. Пока. А он пытается подтянуться, сознавая хрупкость тонкого стекла и не сводя глаз с заоконного "несущества"…

Алексей проснулся — наверное, слишком вытаращился во сне. Серьезная история — привыкнув за походные ночи к призрачным намекам сновидений и благополучно забывая их, он не удивился очередному лицедейству спящего мозга. Даже почувствовал нечто вроде гордости, не позволив запугать сонного себя странной и страшной маске. Но почему же эта черноглазая и черноротая холщевая рожа так пялилась на него? И если сон хоть что-то значит, то зачем понадобилась такая демонстрация себя и силы? Непонятно, как и многое во снах. Уж лучше бы снились голые бабы.

Рассвет. В круглые окна и застекленную верандовую дверь, ручка которой так символично выскользнула во сне из ладони, льется почти солнечный свет. Западный склон, но солнце спешит за своими лучами, как хвост бабушки удава. Оно скоро будет здесь, прибудет с минуты на минуту, только перепрыгнет ленивым утренним прыжком влажные от туманов горы.

Хорошее время — утро, пробуждение, начало всех начал, время холодной росы и звуков первых крыльев, открытия глаз и сладких потягиваний.

Что-то шевельнулось в звонкой утренней тишине, и ленивый инстинкт, не поднимая, повернул голову в сторону шороха. Они положили по два матраса, и теперь спальные мешки мягкими саркофагами возвышаются над красными досками нар на своих полосатых постаментах.

Источник шума — мешок Степаныча, прописанный, согласно договоренности, рядом с Леной. Хитрый жук, но он не рассчитал мощи гостеприимства своего друга. Хорошего понемногу, но оказалось, это не в стиле престарелого Гамлета. Они все здорово поднабрались вчера, а Степаныч с Гамлетом еще и продолжили в сторожке, снова и снова прикладываясь к вновь наполненной баклаге и пытаясь нестройным, но громким дуэтом перекричать в заочном споре грузинский хор. Не получилось, но от этих экспериментов Нина перебежала к ним в вигвам, предоставив нетранспортабельному Степанычу свою кровать, а сама заняла спальный мешок рядом со своей новой и понравившейся ей взрослой подругой.

"И в душ они ходили вместе, — с завистью вспомнил Алексей. — Что-то рано, неужели и ей снились кошмары?"

Протерев глаза ладошкой и выбравшись из мешка, Нина своей подростковой стройностью и нескладными движениями прерванного сна, теплом покинутого спальника и прохладой наступившего рассвета, холодом росы в тихой траве, напомнила утреннюю нимфу, еще не расправившую прозрачные, сном свернутые крылья. Она наверху, на втором этаже, и держа в кулаке шорты и не вставая с коленок, уже заглядывает вниз, через край, раздумывая, как бы ей поудобнее спуститься и демонстрируя подсматривающему за ней Алексею трикотажные трусики. И это вместо придуманных только что, шуршащих оберточным целлофаном, сказочных крыльев?

"Неплохо, даже хорошо начинается день, — не возмущаясь и почти не стыдясь, подумал Алексей, — вот только жаль, рано".

Девочка спустилась вниз. Не очень ловко — потому что рано, а он представил себе, как она босыми ногами нащупывает доски. День начинается хорошо — но за мгновение, прежде чем исчезнуть, их глаза встретились, и Алексею все-таки стало немного стыдно. Однако взгляд черных глаз не показал ни стыда, ни жеманства, тем более вызова, разве что теплый лед еще не растаявшего сна. Он услышал, как она завозилась внизу, борясь ногами и вздохами с по-утреннему прохладными и непослушными шлепками, и зашагала к выходу, а по шаркающим звукам он понял, что коленки плохо гнутся на первых шагах. Тишина выдала гулкость деревянного пола и, приподнявшись на локте — вредное любопытство заставило пошевелиться в такую рань, он увидел, как волосы, стройность, нескладность, загорелые ноги мелькнули за дверь, звякнув стеклом в рассеченных рейками квадратах. Ну а голова, подчиняясь MG, вновь вдавилась затылком в теплую вогнутость подушки и матраса, заняв единственно приемлемую для еще не проснувшегося тела горизонталь.