Охота на «кротов»

Яснее не скажешь. Если бы ЦРУ не смогло доказать, что Карлоу является «кротом», оно нашло бы другие причины для его увольнения. Европейские манеры Карлоу и его широкая эрудиция, очевидно, раздражали Эдвардса, бывшего армейского полковника, стройного мужчину с военной выправкой и коротко подстриженными седыми волосами. Его неприязнь к Карлоу была очевидной и пронизывала все его секретные докладные записки того периода, многие из которых были полны сарказма. На совещании с представителями ФБР Эдвардс высказал беспокойство по поводу того, что Карлоу может отказаться от допросов в ФБР. «Тем не менее, по общему мнению присутствующих на совещании лиц, — заключил шеф управления безопасности, — [Карлоу], который, как представляется, очень высокого мнения о своем интеллекте, согласится на собеседование в ФБР независимо от того, является ли он [ «Сашей»] или нет»[114].

19 февраля, неделю спустя после допросов в ФБР, Карлоу явился к Эдвардсу. Между ними произошла отвратительная стычка.

— Вы — предатель! — рявкнул Эдвардс. — Вопрос просто в том, уволим мы вас или позволим уйти в отставку.

— А вы — дурак, — в том же тоне отвечал Карлоу.

После дальнейшего обмена подобными любезностями руководитель безопасности ЦРУ информировал Карлоу, что через неделю будет принято решение о том, разрешат ли ему уйти в отставку без всяких последствий.

Карлоу был против такого решения, заявив, что он невиновен. Очевидно, добавил он, Эдвардс не верит ему. «Он-таки остался при этом мнении», — писал Эдвардс[115].

Двумя днями позже по просьбе заместителя директора ЦРУ по планированию Ричарда Хелмса Карлоу направил докладную записку на его имя. «В меру своих сил я желаю помочь ФБР, — писал он, — как в разрешении дела, так и в целях снятия с меня подозрений. Мне не в чем признаваться и нечего скрывать. Я понимаю, что вследствие невероятной ошибки… я нахожусь под серьезным подозрением в измене и что моя карьера в ЦРУ закончена». И добавил: «Я намерен оспаривать любое подозрение или обвинение в нелояльности либо совершении необдуманных поступков всеми средствами, которыми я располагаю как в ЦРУ, так и вне этой и других правительственных организаций. Я буду бороться До тех пор, пока не будет восстановлено мое честное имя»[116]. К докладной записке Карлоу приложил заявление, в котором он разъяснил несоответствие в отношении места рождения отца в анкетах, заполненных им много лет назад. За это несоответствие, как и за незначительное нарушение режима секретности, совершенное Карлоу (однажды он оставил обрывки секретного документа в банке из-под кофе), «зацепилось» управление безопасности и использовало эти обстоятельства как «дубинку» для выдворения его из ЦРУ.

На следующий день Карлоу еще раз зашел к Хелмсу, которого считал своим другом. На этот раз Карлоу сообщил, что планирует уйти в отставку. Хелмс, являющийся воплощением бюрократии и человеком холодного рассудка, сообщил, что дело уже переправлено в ФБР. Однако Карлоу, по мнению Хелмса, должен попытаться исправить «определенные противоречия», обнаруженные в его личном деле.

Карлоу не осознавал, что лица, подозреваемые в предательстве, не имеют друзей. В своей докладной записке Хелмс зафиксировал, что настаивал, чтобы Карлоу устранил все противоречия в материалах, находящихся в руках ФБР, иначе «он рискует навлечь на будущее своих детей угрозу быть под подозрением в случае, если они будут пытаться устроиться на работу в любое государственное учреждение, включая службу в вооруженных силах». Хелмс добавил: «Я изложил эту мысль, потому что мне казалось, что это было единственное средство добиться от Карлоу любого возможного признания и заставить его беспокоиться не столько о собственном будущем, сколько о своих детях и других членах семьи». В конце Хелмс записал: «Ничего утешительного я ему не сказал…»[117].

К тому времени Карлоу не пытался сохранить свое место работы. Все, что он мог делать, — это бороться за восстановление своей репутации. «Когда на пятый день допросов в ФБР мне было вынесено окончательное обвинение, — писал Карлоу, — я почувствовал облегчение, они никак не могли доказать, что я был русским шпионом. Обвинение было явно абсурдным. Но я не хотел, чтобы в отношении меня остались какие-то подозрения».

Карлоу продолжал требовать от обвинителей конкретных доказательств. Если, как они утверждают, он — советский шпион, то необходимо привести данные о месте, времени и характере осуществленных им акций. Он настойчиво добивался от генерального юрисконсульта ЦРУ Лоренса Хьюстона конкретных сведений о якобы совершенных им преступлениях.

«Наконец, они представили две даты. Предполагалось, что 6 января 1950 года и 24 августа 1951 года я находился в Восточном Берлине, где имел встречи со своим руководителем — оперработником КГБ, таинственной Лидией».