В конце официальной части этого вечера я уже неофициально числился в сотрудниках «команды № 6» с маленькой отсрочкой вступления в штат – выпросил перед новой службой отпуск для отдыха, сославшись на последнее, армянское ранение. Мой предполагаемо‑будущий шеф не возражал.
Закрепила наш негласный договор программа отдыха под лозунгом «Кто не пьет – тот Родину продает» – это в отношении спиртного. А в отношении девочек из варьете – в сауне после часа ночи прозвучал призыв вообще из анекдотов о небезызвестном поручике Ржевском: «Не опозорим погоны, господа офицеры!»
В разгар веселья к Тихонову подвалил зам:
– Там на входе кот облезлый стоит – Орех. Просится поучаствовать!
Ответ шефа был лаконичен:
– Много хочет, фраер сраный! Передай ему, пусть знает свое место!
«Мероприятие» длилось до пяти утра, а в семь я уже плескался в своей ванне, соскребая мочалкой с тела губную помаду и запахи секса. И грязь от общения с этим гадом – моим будущим шефом. Но из души‑то грязь не вымоешь!
В течение всего последующего дня я пытался дозвониться Олегу в Москву. Может, запугать просто решил меня мент‑оборотень тем разговором накануне? На понт взять? Но... трубку никто не поднимал, даже ночью. Неужели майор правду выкладывал?
... Через пару дней, закончив все дела с оформлением отпуска с последующим переводом в областное УВД, я вылетал в Адлер. Почему на юг? Потому что не хотел раскрывать истинную причину поездки – в столицу к Калинину...
Лучше бы я туда не ездил! Тихонов не трепанулся – Олег был действительно мертв и даже похоронен. В то время, когда вывешивался приказ о присвоении мне старлея, надверную ручку его квартиры какая‑то паскуда навесила мину. Судя по характеру повреждений в подъезде и телу Олега, это была ОЗМ на растяжке. При открытии двери прогремел сильнейший взрыв. Взрывной волной разнесло двери всех трех квартир на лестничной площадке, вынесло межэтажное окно вместе с рамой и скрутило в бублик перила лестничного марша. А тело Калинина, по рассказам его коллег‑очевидцев, складывали в гроб по частям... Тяжело ранены были соседи – муж и жена как раз собирались выходить на работу. А из окон квартир пятнадцатиэтажного подъезда, как прощальный салют умирающему капитану, повылетали стекла...
Здесь необходимо сделать небольшое отступление. Перекур в исповеди. Ибо впервые в жизни я по‑настоящему растерялся. Да что же это такое? Я много смертей перевидел в Афгане; но «на гражданке»? Сколько же можно пить на могилах? Иван Николаевич, мама, Наташа, Олег. Кто будет следующим?
И еще – к чертям собачьим летели мои младенческие грезы о благородном рыцаре в милицейской форме – защитнике всех униженных и оскорбленных! О какой, к хренам, взаимовыручке и братстве может идти речь, если свои офицеры помогают гробить своих же? Небрежно эдак, между двумя стопарями «Абсолюта» или «Смирнова»!
Не спорю – большинство парней идет в милицию такими, каким в свое время рвался туда я, – полными патриотизма и всеохватывающего стремления напрочь искоренить на земле зло в любой его форме. Некоторые такими и остаются... Дорастают до полковничьих или до майорских погон из них единицы, да и то сказать – не всем же ходить в начальниках! Большой контингент сотрудников, пообтершись и внимательно осмотревшись, вскоре хватаются за головы – куда мы попали? Ибо, надев милицейскую форму, вместе с ней совершенно бесплатно получаешь как бы специальные очки – невидимые, выворачивающие наш с виду порядочный и благопристойный мир такой грязной изнанкой, что поневоле сам собой напрашивается вопрос: чему же с ранних лет учились в детских садах и школах все эти дяди и тети – развратные, ворующие, полные скрытой черной зависти друг к другу и стремления сделать свою карьеру на костях ближних? Таких много в нашем обществе, а разглядеть черное нутро, к примеру, вполне добропорядочного и обходительного бухгалтера‑семьянина, по ночам насилующего и разрубающего на части малолеток, – это дано только людям в милицейских погонах, тем, кому по долгу службы положено разгребать всю эту грязь и дерьмо человеческих отношений, дабы докопаться до истины. А копаясь в грязи, сам того не замечая (или замечая), вымазываешься в ней. Иные так, слегка – почистил и отстало. Для иных же требуется хорошая стирка. Такие «стирки» во всех ГУВД, УВД, РОВД, конечно, проводятся: различные очередные «чистки» и операции типа «Чистые руки», но... В семье, как говорится, не без урода. К таким вот «уродам» и принадлежали Тихонов, Вольвак и им подобные, образуя во внутренних органах как бы свой обособленный круг, выход из которого для посвященных был один – смерть. Для врагов этого круга – то же самое. Так за кем же следующая очередь? Может, за мной? Ну уж хрен вам! Я не очень, конечно, обольщался насчет своих возможностей в противостоянии хорошо информированной и обеспеченной боевым прикрытием группы моего новоявленного «шефа», но – ведь и мы кое‑что могем! И самым лучшим способом защиты в моем теперешнем положении я выбрал – нападение.
Через пару дней пребывания в столице я воспользовался визиткой Агафонова.