— Послушайте, молодой человек, зачем устраивать споры о том, что можно, а что нельзя. Мы можем все выяснить и без вашей помощи. Но хотелось бы урегулировать вопрос без лишней, так сказать, крови. Давайте разберемся как деловые люди.
— Не понял. Что значит разберемся?
— Ну что тут непонятного?! Необходимо, чтобы ничего не было.
Вот это он сказанул! Словарный запас слабоват. Необходимо, чтобы ничего не было. Но я-то все понял.
— Вряд ли. Они совершили грабеж.
— И заявление есть?
Так, все ясно. Мишу уже навестили. И все, что нужно, с него стрясли. Так что врать не имеет смысла.
— Вы можете прийти завтра? Я не могу сейчас определенно сказать — будет ли заявление по грабежу или нет. Но у Романова изъят нож и необходимо провести экспертизу — является ли он холодным оружием или нет. А это можно сделать только завтра, потому что у экспертов рабочий день закончен.
— Заявы не будет, — рявкнул Захаров.
— Этого утверждать нельзя.
— Ну хорошо, у Романова нож, а у остальных?
— Остальные плохо себя вели, мелко, так сказать, хулиганили, а потому завтра поедут в суд, а оттуда — суток на пятнадцать.
— Они извинятся. Я их сам накажу.
— Да стоит ли беспокоиться из-за этих дурачков? Отсидят да выйдут.
Гости переглянулись.
— Во сколько можно завтра подойти?
— Я думаю, часиков в одиннадцать все будет ясно, — ответил я.
— Хорошо, мы подойдем.
— Всего доброго.
Адвокат вышел первым. Захар немного замешкался на пороге.
— Послушай, Ларин. Может не будем тут спектакль разыгрывать? Ты же все понимаешь. Вы все равно проиграете. Что тебе надо? Сколько?
— Завтра приходите, в одиннадцать, — напомнил я как можно более вежливым тоном.
Захар вышел. Слава Богу. Я выдохнул и откинулся на стуле. Только сейчас я услышал противное шипение. Вода в банке выкипела, кипятильник угрожал расплавиться. Я протянул руки к розетке и только тут заметил, что пальцы мои трясутся мелкой дрожью. Мне было страшно.
Попив кофе и немного успокоившись, я задумался. Романов, похоже, личность из особо приближенных. Стал бы Захар за всякой шелупонью сам приезжать. Прислал бы одного адвоката.
Я выглянул в окно. Метрах в трехстах от отделения припарковались две «иномарки» с тонированными стеклами. Ага, наблюдателей поставили. Так, на всякий случай, не помешает. Ладно, пускай стоят. Однако что же делать? Придется сегодня опознание проводить, скорей всего, ночью и наверняка одному, потому что следователь дежурный ни в какую больницу не поедет. Это большой минус. Я не в том смысле, что не поедет, а в том, что в суде к следственным действиям, проведенным операми, относятся крайне недоверчиво. Одно дело, когда опознание проводит следователь, и совсем другое — когда опер. Почему? Да потому, что следователю все равно — опознают, не опознают, его раскрываемость не волнует. Ему даже лучше, чтобы не опознали — работы меньше. Стало быть, следователь — лицо незаинтересованное. А у опера есть интерес — ему надо, чтобы опознали. Надо! А значит никаких гарантий, что он где-нибудь не смухлюет. Крутая система. Рассчитана не на порядочных людей, а наоборот. На каких-то шулеров и жуликов.
Раздумывая, я автоматически набрал номер телефона справочного Института скорой помощи. Бесполезно — номер был постоянно занят. Господи, совсем заработался. Мать-то должна знать, как самочувствие Степы.
Я достал из сейфа материал, нашел домашний телефон раненого и позвонил. Мать оказалась дома.
— Слушаю.
По тембру голоса я понял, что произошло что-то ужасное.
— Это Ларин. Как Степа?
— Степушка умер. Вчера ночью. Заражение крови. Проглядели… Найдите их, найдите! Пожалуйста…
Речь перешла в рыдания.
— Извините, — почему-то извинился я и повесил трубку.
Ты неудачник, Ларин, ты проиграл…
ГЛАВА 7
Утром я чувствовал себя препогано. До пяти утра я никак не мог уснуть, только ворочался с боку на бок. Наконец вырубился, да и то ненадолго, до первого кошмара. А в полвосьмого загремел будильник. Я побрился — щека почти прошла — и начал собираться. Завтра суббота, а в понедельник я должен написать рапорт. Место дежурного в соседнем отделении оказалось уже забитым. Хотя я бы туда и не пошел. Скучно. Придется дворником. Тоже скучно, но зато сам себе хозяин. И нет ни Мухоморов, ни бандитов, ни бессонницы. Подмел подъезд, бачки убрал и гуляй. Опер-дворник.
Закончив с бритьем, я выпил кофе и отправился в отделение. Возможно в последний раз. Ни в субботу, ни в воскресенье я не дежурил, а в понедельник — все. Рапорт, обходной. Это уже не работа.
А погодка в кайф. Плевать на все, завтра рванем с Викой за город. Загорать и бездельничать.
«Иномарки» стояли на прежнем месте. Я, разумеется, ничуть не удивился. Точно угадал, Романов — птичка большого полета. А все равно в заднице детство играет, раз с ножичком балуется. Я бы на месте Захара сказал ему пару ласковых.
Мухомор был сегодня в форме. Едет в РУВД на очередное совещание. Слишком их много в последнее время. Но это не мои проблемы. Хотят — пусть совещаются.
— Кирилл, у тебя есть еще материалы? — спросил он на утренней сходке.
— Один по ножевому в ларьке. Парень, кстати, умер прошлой ночью.