Выходить из теплой бани на холодную улицу очень не хотелось, поэтому я, обнаружив на первом этаже бар, заглянул туда. В баре, как по заказу, никого не было, кроме девочки, стоявшей за стойкой. Я профессиональным взглядом сыщика оценил все ее достоинства и, естественно, остался выпить безалкогольного коктейля. Очень пить хотелось. Безалкогольных, увы, не оказалось, пришлось взять коктейль «Дюймовочка» с минимальным содержанием спирта. Взгромоздясь на стул-гриб у стойки и бросив соломинку в высокий бокал, я принялся за более внимательное изучение внешности барменши. «Дюймовочка» приятно охлаждала нутро, Крис Ри из динамиков ублажал слух, а симпатичная продавщица ласкала глаз. Идиллия. Если бы меня сейчас увидел Мухомор, он бы пришел просто в неописуемый восторг.
В бар зашла Татьяна Васильевна, купила пачку сигарет и, сделав вид, будто меня не заметила, ушла. Ну, не заметила, и Бог с ней.
Посидев еще минут десять, высосав соломинкой последние капли «Дюймовочки», я взял в гардеробе тулупчик и вышел из бани. После посещения данного заведения я чувствовал себя гораздо лучше. Ну-с, вперед.
ГЛАВА 3
Дом Максимова находился неподалеку, так что, проехав несколько остановок на трамвае, я быстро достиг цели. Через минуту я осматривал дверь. Увы, никаких особенностей я в ней не заметил. К таким особенностям я относил способности дверей открываться без ключей.
После обследования я нажал звонок. Дома кто-то был. Это радовало, значит, возможно, клиент жив.
— Кто там? — раздался настороженный голос.
— Капитан Ларин из милиции, — самым серьезным тоном, на который был только способен, ответил я.
— Мы не вызывали милицию. Кто вам нужен?
— Сергей Павлович Максимов, по профессии — сторож.
— Его нет дома.
— А когда он будет?
— Не знаю.
Ну нет, так дело не пойдет. Поговорить через дверь и уйти ни с чем?
— Простите, а вы кто ему будете?
— Это не важно.
Достойный ответ. На своей территории, услышав подобное, я приглашал участкового поздоровей, и мы дружненько выносили дверь, после чего отправляли хозяина на 15 суток. Но здесь я не в своих владениях, поэтому надо быть тактичным.
— Послушайте, вы можете двери открыть? Я действительно из милиции.
Щелкнул замок, я показал в щель удостоверение, и двери, наконец освобожденные от цепочки, отворились. На пороге стояла женщина лет сорока пяти в накинутой на плечи шерстяной шали. Мне почему-то вспомнились стихи Есенина.
— Зачем вам Сергей нужен?
— Вы, вероятно, его мать? — попробовал отгадать я.
— Да.
— А где Сергей?
— Он заболел.
— Стало быть, он дома?
— Нет.
— Ничего не понимаю, где же он тогда?
— Я хочу сначала знать, зачем он вам нужен.
— Пройдемте на кухню.
Мы зашли в небольшую кухоньку. Я в двух словах обрисовал положение. Мать побледнела.
— Когда это было?
— В пятницу.
— Значит, все из-за этого. А я не поняла ничего.
— Это мысли вслух?
— Я могу рассчитывать на вашу порядочность?
— А как вы думаете, что я отвечу?
— Ну да, да… Сергей в больнице.
— Что-нибудь серьезное?
— Как вам сказать. Он в психушке. На Пряжке.
— А-а-а. И что с ним?
— Не знаю. У него никогда в жизни не было никаких припадков. А в пятницу вечером… кошмар, одним словом. Он кричал, на стены прыгал, пена изо рта. Я «скорую» вызвала. Он на врачей прыгать стал. Спеленали его санитары и в машину. Я звоню каждый день в больницу, а мне толком ничего не говорят. Так, температуру да общее состояние. А на отделение не пускают. Я понимаю, это же не обычная больница. Я сегодня туда собираюсь. Лечащий врач должен быть.
— А у него с этим все в порядке? — я щелкнул себя по шее.
— Выпивал, конечно, но не пьянствовал.
— Да, любопытно, И что, за всю жизнь никаких заскоков?
— Что вы, ни учетов, ни больниц, ни травм головных. Не пойму, что случилось.
— А Михаила Комарова, ну, застрелили которого, вы случайно не знали?
— Не помню. У сына много друзей было.
— Еще вопросик. Почему вы на порядочность намекнули?
— Ну, все-таки, больница-то не обычная.
— Да, да, понимаю. И поэтому вы не хотели говорить, где он? Или не только поэтому?
Мать Максимова внимательно посмотрела на меня. Я не отвел взгляд, так как не чувствовал за собой никакой вины.
— Дело все в том, в тот вечер, в пятницу, мне показалось, что Сергей очень напуган. Он храбрый человек, но тогда весь трясся, как в лихорадке. Я спрашивала, что случилось, но он не отвечал, а потом этот припадок случился.
— А в тот день ничего необычного не было? Где он день провел, куда ходил?
— Днем дома сидел, звонил кому-то, болтал по телефону. Часов в восемь вечера ушел, но куда не сказал, а где-то в одиннадцать вернулся весь возбужденный.
— У него оружия, случайно, не было?
— У нас ружье осталось от отца. Мой муж охотник был, три года назад умер от рака.
— А можно посмотреть, оно на месте?
— Пойдемте в комнату.
Мы зашли в одну из комнат. Шторы были опущены, несмотря на то, что и так короткий зимний день не богат солнечным светом. Какая-то траурная обстановочка.
— Помогите мне.
Женщина приподняла сиденье раскидного дивана, и я подхватил его, задержав в верхнем положении. Максимова развернула лежащую в диване тряпку и изумленно застыла.
— Его нет. Ружья.