Охота на Крысолова (СИ)

Разглядывая нашу хилую оборону, лишенную к тому же возможности защищаться от вражеской авиации, я понимал, что если мне прикажут сейчас занять позицию в окопе, то видимо моя война здесь для меня и закончится, потому что путь был здесь только один — отдать свою жизнь за Родину. Я лихорадочно искал выход. Наконец улучшив минуту, я подошел к Соболькову и отвел его для серьезного разговора.

— Коля, отпусти меня за ленточку.

— За какую мать его, ленточку?

— За линию фронта, во вражеский тыл.

— А на кой?

— Я Гудериана ликвидирую.

— Ты что Вася, белены объелся? Ты мне здесь нужен, у нас приказ удержать оборону и отбросить противника, здесь у меня каждый солдат на счету.

— Да пойми ты, Гудериан этот очень грамотный командующий танковой армией. Немецкие танки очень быстрая и боеспособная техника, нам их с нашими силами пока не остановить, они наступают клиньями, прорывая нашу оборону где захотят, и окружая наши части. У них даже стратегия такая есть, блицкриг называется. Если не убрать Гудериана, он сейчас Смоленск захватит, Киев, а потом двинется на Москву, — говорил я все это и видел, как на глазах меняется лицо Николая, и простой парень превращается в матерого Особиста. Внезапно Собольков побледнел и расстегнув кобуру, выхватил пистолет. Я понял, что, пожалуй, сильно перегнул палку, расхваливая немецких стратегов и их тактику. Нужно было конечно же воспользоваться для этого разговора своей способностью ЛПС, но меня жаба душила — слишком она долго перезаряжается, а мало ли что могло случиться. Но теперь было поздно думать.

— Отставить! — закричал Собольков, тыкая в меня стволом, — Ты, мне эти разговоры брось! Я не посмотрю, что ты у нас такой герой, чтобы я больше таких разговоров не слышал! Развел тут панику! По законам военного времени я тебя прямо сейчас к стенке поставить за такие вот разговоры должен! Наши танки посильнее немецких будут и не захватят они Смоленск и тем более Киев, мы их тут всех остановим и уничтожим, всех до одного гадов! Что струсил? В плен сдаться захотел?

Я понял, что единственное мое спасение в этой ситуации было не оправдываться, а идти в атаку. И я пошел ва-банк, тоже срываясь на крик:

— Есть отставить! Но дай мне мысль закончить перед расстрелом, неужели тебе нравится наше отступление и отвод войск, сдача Минска? Почему мы только отступаем, а не идем вперед? Почему не наносим контрудары? Разве этому нас учили? Разве этого ждет от нас товарищ Сталин? Ты меня к стенке хочешь поставить за что? За то, что я готов под пули в атаку идти? Тебе же капитан Сидорчук рассказывал обо мне, я под пулями ходил, полковника захватил и в штаб привез. Если хочешь знать, то я также, как и ты готов здесь голову сложить если надо, но скажи, как на духу, если бы тебе представилась возможность обменять свою жизнь на голову Гитлера, уничтожить его, чтобы разом обезглавить фашистскую гадину, ты бы что выбрал? Молчишь? Здесь, в окопах воевать, или раз, и конец войне? Ты же видел мои возможности, знаешь, что я дело предлагаю. За что ты хочешь меня пристрелить?

Я видел, что мои слова подействовали, Николай сник и медленно спрятал свой пистолет обратно в кобуру. Мне хотелось думать, что мои слова его убедили, хотя я и понимал, что скорее всего на него действовала моя невероятная харизма.

— Про Гитлера это конечно ты хорошо сказал, правильно, сразу был бы конец войне, согласен. Но только Гитлер сейчас где, а мы где. Была бы у меня такая возможность, конечно не раздумывая махнулся. А про наших командиров местных ты правильно понимаешь, трусы и предатели, бегут как паникеры, но ничего там наверху скоро разберутся.

— Ну что дашь мне ликвидировать Гудериана? — примирительно спросил я, как будто речь шла о займе денег до получки.

— Я понял тебя, что не трус, и что не сдаться хочешь, ладно, расскажи мне про этого Гудерьяна своего, только без всяких своих штучек и финтифлюшек, а то сыплешь тут разными словечками: ленточка, мессеры, немцев фрицами называешь, как-то не по-нашенски.

— Ну а как их сволочей называть еще, если каждый второй там Фриц? Они же нас Иванами называют? Ну так что, будешь слушать мой план?

Я вкратце изложил Николаю свой план, который сам, откровенно говоря, еще считал очень сырым и самонадеянным, так как многое в нем зависело от случайностей. Но выбора у меня не было. Чтобы как-то завуалировать недоработки плана, я то и дело вставлял фразы типа: «Ну и здесь Фрицы наложат в штаны и побегут», «Такого Гитлер точно не переживет». Это сработало. Собольков нахмурился только один раз, когда я сказал, что мне в помощь нужна будет рота бойцов.

— И что думаешь, если этого Гудерьяныча кокнуть, то мы остановим немцев? — с надеждой спросил Николай.

Конечно я понимал, что не остановит мой план немцев, даже если бы я убил 10 Гудерианов и Геринга в придачу, немецкая военная машина за считанные часы перестроилась бы и покатилась дальше. Но мне по большому счету нужно было выиграть как раз несколько часов и самое главное на законных основаниях отправиться в тыл врага и найти там детей. Поэтому, кривя сердцем, я ответил: