Такая банальность и скукота явно не нравилась Кодоку. Ему было уже сорок девять лет, хотя до Деда-многолета, которому весной исполнилось сто семьдесят два года, Кодоку было далеко. Рост тоже не лучший: пять метров. Он не хотел ходить на охоты, но выбора не было, ведь его лучший друг Фекомод постоянно всех заставлял. Да и мало кто пытался отказать. У тех, кто не хотел мстить людям, было два пути: вечно потакать желаниям остальных елей или уйти с позором в одиночную жизнь. Старухи ёлки вечно говорили, как плохо там без кого-либо ещё, как ты наткнёшься на всего одного человека, а из-за своей доброты не убьёшь его, как он расскажет о тебе односельчанам, которые мигом обрубят тебе корни. Все с детства боялись куда-то уйти. Кодоку же игнорировал их рассказы. Его идеологию мало кто понимал, но и донести её до остальных он не старался. Ему было плевать на людей. Просто плевать, как было бы плевать на то, есть ли на Марсе жизнь. Ну и что с того, если люди убивали его сородичей для Нового года? Его то они не убили, а значит и беспокоиться не нужно. Однажды Кодоку попытался рассказать свои мысли Фекомоду, но тот погрозил ему корнем и сказал: «Кодоку, не забывай, что мы можем с тобой сделать, если будешь такое говорить. Ты же знаешь, что я тебе не позволю жить в одиночестве, как ты хочешь, или жалеть людей. Так что молчи, Кодоку.» И Кодоку молчал. А, точнее, боялся. Это сказал его единственный и лучший друг, а значит стоит и послушаться, ведь так? Однако что-то внутри Кодоку в тот момент изменилось.
Помню его спокойный настрой, когда группа из двадцати елей обходила деревню. Кодоку думал о весне. Весной снег тает, птички приятно щебечут на ушко, солнце начинает греть металлическую кору. Вот только уже год он не грелся, потому что его стая перебралась в слишком холодную территорию. А Кодоку много раз просил старосту обдумать идею по возвращению, но получал одинаковый ответ: «Там все уже мертвы.»
— Фекомод. — обратился Кодоку к другу.
У ёлок нет рта, так что они общаются на своём языке, передовая мысли друг другу. Но спокойно подслушивать их не могут, ведь мысли оказываются в голове определённой ёлки. А также они могут вещать для всех, когда это нужно.
— Что? — ответил тот.
— Как думаешь, много ли наших сегодня умрёт?
Фекомод немного помедлил с ответом, удивлённый тем, что его лучший друг посмел подумать, что хоть один из таких невероятно сильных существ может погибнуть.
— М-мало. — неуверенно начала тот, потом пришёл в себя и продолжил. — Никто! Никто не может сегодня умереть. Наши корни им просто так не обрубить, а значит и не убить. У одного меня только тридцать два главных корня и все нетронуты.
— Ты то да. А вот остальные… Например, Дед-многолет. — ответил Кодоку. — У него лишь два осталось.
— Так это из-за того, что он идиот и слишком безрассуден.
— Ну а Кранти? У него и кора ещё не отросла, а вы ему разрешили пойти.
— Ты забыл, как он орал днями и ночами, пока мы шли сюда? Легче ему показать охоту, не подпуская слишком далеко.
Кодоку лишь кивнул корнем. Сегодня он хочет выплеснуть обиду к своему народу на людях, поэтому шёл в ряду первых. Слева был Фекомод, которому исполнилось шестьдесят три года. Его рост остановился на семи метрах, когда пришлось эволюционировать ради защиты. Металлическая кора не позволяла никому больше вырасти или отрастить новые корни. На самом деле ёлки ещё могут расти, но кора не сможет, а без единственной защиты они ходить не хотят. И корни при отрубании могут отрасти, ведь внутри ничего не мешает, но вот ёлки боятся жить без металлической брони. Ели, сами того не зная, получили и плохое и хорошее: они не могут расти и регенерировать, но зато не так просто умрут от человека.
Фекомод знал это, иногда завидовал самым старым ёлкам в их стае, что они смогли дойти до пятнадцати метров, а кто-то и до двадцати. Но зачастую больше был рад тому, что самый сильный в поселении. Сила у них определялась количеством корней и твоим умением их использовать в бою. На общих тренировках лучшим был Фекомод, сумевший отразить брошенные камни и схватить снежки. Испытания хоть и странные, но действительно показывающие реакцию. А корней у него было целых тридцать два.
Ёлки так мутировали, что отпали придаточные корни, а количество боковых увеличилось. Теперь ели имели один главный корень и несколько боковых. Все корни были диаметром в пять сантиметров, а длиной до трёх метров. Ели могли на них ходить, ими, как руками, что-то делать, а также впитывать вещества из почвы. В это время кора немного разъезжается в стороны и питает ель, ведь сквозь металлическую кору ничего не проходит.
— Эй, Дед-многолет! — обратился к нему Кранти. — А как ты потерял все корни. У тебя же их двадцать пять было, а теперь лишь два.
— Ох-ох-ох! — посмеялся он в ответ, пытаясь подвигать обрубками под стволом. — Раньше, когда у нас ещё не было металлической коры, — начал он старческим приглушённым голосом, — Люди частенько отрубали мне корни, но так и не успели срубить все, ведь после пятнадцатого я мутировал.