Усевшись и опираясь на левую руку, которая отчего-то болела меньше, чем правая, Лунин перевел взгляд на лежащего неподвижно мужчину. Лежал он на спине, поэтому последствия нанесенного кувалдой удара разглядеть было невозможно. При падении на землю лицо мужчины совершенно не пострадало, да и вообще казалось, что каких-либо заметных повреждений он не получил. Но его взгляд – застывший, обращенный к висящему в зените солнцу – позволял не тратить силы на попытки услышать биение сердца или ощутить на его губах хотя бы слабое дыхание.
– Вы меня спасли, – утвердительно произнес Лунин, вновь поворачиваясь к Ирине.
– Вы меня тоже.
Илье вдруг показалось, что в ее голосе не было радости, лишь только бесконечная усталость и что-то еще, что-то очень для него неприятное. Раздражение? Осуждение? Отчуждение?
– Союз спасенных, – пробормотал Лунин, надеясь, что он просто-напросто не сумел разобраться в интонациях.
– Маленький союз, слишком маленький.
Точно, отчуждение. И осуждение тоже.
– Вы что, не могли раньше бросить эту чертову лавку?
Илья ответил не сразу. Некоторое время он разглядывал севшего ему на колено шмеля, затем насекомое улетело, а Лунин, пожевав пересохшими губами воздух, тихо произнес:
– Я боялся.
– Хотя бы честно.
Ему показалось или теперь в ее голосе звучало еще и презрение? Неужели оно вновь вернулось?
– Боялся, что попаду в кого-то из вас. Я надеялся… – Лунин попытался сглотнуть слюну, но никакой слюны во рту не было, а был лишь ощетинившийся острыми шипами комок, застрявший где-то посреди гортани, – надеялся, что он подойдет ко мне, попытается заставить… меня заставить! Я думал…
– Думал? – Она не дала ему возможности договорить. – Долго же ты думал!
Лунин машинально отметил, что Ирина вновь, как и несколько месяцев назад, обратилась к нему на «ты», только таким образом она отнюдь не проявляла дружеское расположение, скорее, это была крайняя степень гнева и отчуждения, когда нормы этикета не то что отступают на второй план, они полностью теряют всякое значение.
– Когда на тебя направлен пистолет, очень трудно сосредоточиться.
– Значит, ты боялся! Не за нас, просто боялся.
– Да, я просто боялся, – согласился Лунин, рывком поднимаясь на ноги. – Я – трус! Так лучше? Ты это хочешь услышать?
Она молча покачала головой, ничего не ответив.
– Я хочу к ней подняться. – На мгновение Илья почувствовал, как у него кружится голова, но сумел удержаться на ногах. – Ты пойдешь?
– Нет, на сегодня я, похоже, отходилась. – Ирина подтянула вверх брючину, демонстрируя распухшую лодыжку, багровую от скопившейся прямо под кожей крови. – Там, кажется, что-то сломалось.
Илья хотел было присесть на корточки, но все же решил этого не делать. Не факт, что второй раз встать окажется так же легко, а то, что нога у Ирины нуждается в срочной медицинской помощи, ему и так хорошо было видно.
– Как же ты смогла? – Лунин махнул рукой на лежащую в траве кувалду. – Ведь ты выскочила на него как…
Он чуть было не сказал «корова», но вовремя остановился.
– Не знаю. – Ирина осторожно дотронулась до набухшего на ноге мешка крови и тут же, болезненно сморщившись, отдернула руку. – Он же тебя убивал. А потом и за меня бы взялся. Так что выбора не было.
– Когда нет выбора – всегда легче, – согласился, оглядываясь по сторонам, Лунин. – Хорошо, что он пистолет выронил. Да и нож. Надо будет поискать потом.
– Хорошо, – устало произнесла Ирина и, закрыв глаза, откинулась на спину. – Иди уже!
– Иду, – пробубнил в ответ Лунин. Сделав несколько неуверенных шагов в сторону дома, со второго этажа которого не так давно выпал, обернулся и, не зная зачем, пообещал: – Я быстро.
Однако быстро не получилось. Каждый шаг отзывался болью во всем теле, хотя счастливым образом и избежавшем переломов, но почти полностью покрытом синяками и кровоподтеками. Больше всего досталось спине, на которую пришлось приземление, и лицу, успевшему познакомиться с крепкими кулаками не представлявшего теперь никакой опасности Игрока. Внутренние органы, пережившие столь мощное потрясение, тоже работали с перебоями. Периодически у Лунина начинало ныть или покалывать то в правом, то в левом подреберье, а иногда и с обеих сторон одновременно. Сердце никак не могло поймать свой привычный ритм и на каждое самое небольшое усилие отзывалось дикой, хоть и непродолжительной скачкой, от которой у Ильи оглушительно стучало в ушах и подрагивала грудная клетка.
Поднявшись на площадку между первым и вторым этажом, Лунин понял, что должен хоть немного, но отдохнуть. Опустившись на грязный бетон перекрытия, он прислонил голову к стене и тут же потерял сознание. Очнувшись спустя десять минут, он еще почти столько же вспоминал, как, избитый и окровавленный, оказался на грязном полу в заброшенном здании. Вспомнив все, он заскрежетал зубами и, ухватившись рукой за лестничное ограждение, рывком поднялся на ноги. Оставшуюся часть пути он проделал без остановок.