– Достаточно часто, – пробормотал Илья, думая о том, что, вполне возможно, Наташа несколько преувеличивает живущую в ней жажду мести, во всяком случае, Яна, в отличие от Игоря Владимировича, была жива, вполне здорова и даже, на его взгляд, выглядела просто изумительно. – Скажите, а могли у кого-то из остальных, находящихся сейчас в усадьбе, быть подобные сильные чувства, только не к Яне, а к вашему отцу?
– Не знаю. – Наташа немного помедлила, перед тем как ответить: – Может быть, не все здесь пылали к нему любовью, но чтобы ненавидеть, нет, такого точно не было.
– И тем не менее он убит, – вздохнул Лунин, разглядывая остающиеся на тарелке бутерброды, которые казались ему один аппетитнее другого. – Значит, вы не можете предположить, кто мог бы совершить это преступление?
– Мне не надо предполагать, – ледяным тоном отрезала Наташа, – я знаю, кто убил отца.
– Надо же. – Рука Лунина, уже потянувшаяся к тарелке, застыла в воздухе. – И кто же?
– Если бы вы меньше думали о еде, то уже сами догадались, – обожгла Лунина укором собеседница. – Кроме Яны, этого не мог сделать никто.
– Вот в этом я точно с вами не соглашусь. – Покраснев, Илья спрятал руки под стол. – Фейерверк длился достаточно долго, почти десять минут, за это время любой имел возможность незаметно от остальных зайти в дом, подняться на второй этаж, а затем быстро вернуться к остальным. Согласитесь, когда над головой взрываются петарды, люди обычно смотрят в небо, а не по сторонам.
– Я понимаю, после знакомства с ее купальником вам трудно оценивать Яну объективно, но если бы вы отвлеклись от воспоминаний о ее силиконовых выпуклостях, то поняли: кроме нее, смерть отца была никому не нужна.
– Неужели? – язвительно отозвался Лунин, которого сильно обидел несправедливый, хотя и имеющий под собой некоторые основания, упрек.
– Именно, – в Наташином голосе слышалась твердая убежденность, – у всех остальных отношения с отцом, может быть, были и не самые лучшие, но приехали они сюда именно для того, чтобы эти отношения улучшить. Смерть отца, если уж говорить грубо, не несет никому никакой выгоды. Большую часть наследства все равно подгребет под себя Яночка. Понятно, что чем-то ей поделиться придется, но это будет не так уж и много.
– Насколько я знаю, Игорь Владимирович и так ее ни в чем не ограничивал. – Лунин недоверчиво покачал головой, давая понять, что пока убедить его собеседнице не удалось. – Полная свобода, благосостояние, которое обеспечивал именно он, положение в обществе, а это тоже его заслуга. Зачем рисковать всем этим? Что она выгадывает?
– Вы не понимаете! – Наташин голос зазвенел от возмущения. – Она – хищница, она – как большая белая акула. Ей надо все время двигаться и искать новую жертву, без этого движения она перестанет быть сама собой.
– Но они ведь уже десять лет женаты, – запротестовал Илья, – а познакомились, если я правильно вас понял, еще на два года раньше.
– Вот именно, она и так слишком долго засиделась на одном месте. Наверняка нашла себе какую-нибудь новую жертву, посвежее да помоложе, вот только она же не совсем дура, понимает, что в таком случае останется без всего. И без денег, и без этого дома, который ей так нравится. Это ведь именно она в свое время согласилась с этим проектом, который притащил Володя. Хотя на самом деле проект был ужасный, да и дом получился не многим лучше.
– Дом и так принадлежит ей по праву собственницы. – Лунин почувствовал, как на мгновение в животе стало теплее, это разбежался во все стороны маленький, прорвавший его эмоциональную оборону всплеск злорадства. Ему все же удалось сбить спесь с чересчур заносчивой собеседницы.
– Он отдал ей дом? – Наташа изумленно смотрела на Лунина. – Он отдал ей наш дом?
– Возможно, он исходил из того, что это его дом.
Вид у Наташи был столь ошеломленный, что Илье тут же стало стыдно за промелькнувшую мимо секунду мимолетного торжества.
– Отец всегда говорил, что это будет наш дом, что он построил его для всех нас, – пробормотала Наташа. – Пару раз он даже, когда был в особо благодушном настроении, начинал рассуждать о том, что дом останется всем нам после его смерти.
– Интересная тема для благодушного настроения, – не удержался Илья, но Наташа не обратила внимания на его реплику.
– Он говорил, что каждый, если что-то вдруг пойдет не так, сможет приехать и жить в этом доме, хоть до конца жизни. Вы понимаете?
– Если честно, не очень, – признался Илья.
– Этот дом был как морковка для всех нас, а мы сами – как ослики, бегущие за этой морковкой.
– Но ведь жильем, кажется, все из вас обеспечены.
– Дело не в жилье как таковом и даже не в тех деньгах, что все это стоит. – Наташа вздохнула, ей явно не хватало слов, чтобы объяснить все постороннему человеку. – Дом – это был символ. Символ того, что мы можем собраться все вместе, что, как бы мы друг к другу ни относились, мы одна семья. А что теперь? Ни отца, ни дома. Вряд ли мы уже когда-то соберемся все вместе.
Наташа вскочила с кресла.
– Можно, я пойду? Вряд ли я могу еще чем-то быть для вас полезна.
Илья молча кивнул.