Охота на льва

К моему разочарованию, комдива мы до Кандагара не довезли. Он пожелал свернуть к Лашкаргаху, где стояла бригада спецназа. Дракон был совсем рядом, но чужая прихоть поворотила коня рыцаря за мгновение до встречи. На аэродроме, сдав комдива с полковниками комбригу-спецназовцу, решили, что как раз успеем домой к обеду. Можно было найти попутный бронетранспортер или машину советников и скатать на главную улицу городка, прошвырнуться по дуканам, но у нас нечего было предложить дуканщикам - в полет с начальством на борту мы не брали на продажу никакого товара: ни конфет, ни сигарет, ни соков - а тратить деньги без восполнения не хотелось. К тому же, если сейчас задержимся, то придется здесь обедать, а потом лететь домой навстречу солнцу, то есть почти вслепую, да и кабину, несмотря на февраль, солнышко прогреет до температуры запекания молодого барашка. Не стали даже дозаправляться, чтобы не тратить время на поиск топливозаправщика: керосина хватало как раз на полет домой с двадцатиминутным запасом.

- Раньше выйдем, раньше сядем, - сказал командир. - Давай к запуску...

Взлетели, пошли над дорогой. Солнце светило в правый глаз, но через несколько минут пара довернула к Гиришку, и Солнце уплыло нам за спины. Движки пели песню силы, машины шли ровно, вскоре после Гиришка миновали Диларам, а еще через несколько минут дорога начала взбираться на перевал. Здесь она довольно круто поворачивала вправо, петляла в неровностях отрога и на спуске возвращалась на прежний азимут. Между подъемом и спуском колонны теряли много времени - наверное, не меньше часа. Вертолеты же, идя напрямик, сшивали дорогу до и после перевала за минуты. Здесь бетон был густо уляпан черными пятнами: некоторые вытягивались в длинные языки, свешивающиеся в ущелья и распадки - следы огненных рек, текших из взорванных бензовозов.

Я был занят осмотром исключительно ближней сферы, поводя стволом пулемета, давал ему обнюхивать подозрительные складки местности в радиусе полутора километров - его убойной дистанции. На горизонт мне смотреть было некогда, но мозг мой фильтровал не только зрительную информацию. В это время пустыня в тени гор еще пахнет влажным камнем, а ее уже нагретая солнцем часть источает запах глиняно-песчаной обмазки горячей печи, к тому же соли здесь сколько угодно, она проступает на сухих желтых почвах белыми разводами, как на солдатском хэбэ, а значит, февральское утро на берегу Пустыни Смерти пахнет как июньское утро на черноморском побережье Кавказа. Конечно, если закрыть глаза. Но вот этого делать здесь не рекомендуется.

Над перевалом в букет афганского позднего утра вдруг начала подмешиваться серая горечь, будто на пляже зажгли автомобильную покрышку.

- Чем пахнет? - спросил правак, оторвавшись от карты. - Горим, не горим?

- Если кто и горит, то не мы, - сказал командир, показывая подбородком вперед. - Вон там, где-то в районе фарахрудской "точки", что-то дымит... А может, ближе, там дорога петляет, за скалами не видать. Подпрыгнем, посмотрим, заодно эфир послушаем...

Вертолет только начал подниматься, и сразу вдалеке, за поворотом, стали видны черные столбики дымов, верхушки которых трепал ветер, размазывая по небу серую грязь.

- Колонна горит, командир, - сказал правак, глядя в бинокль.

- Утро перестает быть томным, - пробормотал командир и нажал тангенту внешней связи: - "Пыль", я три-пятнадцать, как слышите?

Эфир молчал: наш аэродром закрывали горы. Мы поднялись выше, командир запросил снова.

- ...Да, слышу вас, триста пятнадцатый, - отозвалась "Пыль".

- Нахожусь азимут сто десять, удаление двести, прошли Сухую башню, наблюдаю впереди на дороге, ориентировочно километрах в пятнадцати по полету, горит "ниточка". Через пять минут буду в районе работы, прием...

- Вас понял, триста пятнадцать, сейчас запрошу дивизию, у нас пока никаких данных. Подлетишь, осмотрись, сориентируй нас по обстановке. Сразу в драку не лезь...

- Понял вас, - буркнул командир и, посмотрев на нас с праваком, уже по внутренней связи сказал: - Что, воины, опять бронежилеты не взяли? Впрочем, я тоже... Давайте хоть "горшки" наденем, - и когда все трое были в тяжелых защитных шлемах, он сказал: "Поехали!" - и отдал ручку циклического шага. Мы нырнули к дороге.

Я выписывал стволом пулемета вензеля, казалось, что так я готов среагировать на опасность с любой стороны, страха не было, я чувствовал себя как вратарь в тот момент, когда форвард разбегается, чтобы пробить одиннадцатиметровый. Вратарю казалось, он знает, куда полетит мяч.

Форвардом сейчас была неизвестность, поджидавшая нас в районе горящей колонны.

На подлете к заставе у Каравангаха я увидел, как на бетонку рывками на поворотах выруливают две боевые машины пехоты, облепленные бойцами в касках, бронежилетах, с автоматами. Мы прошли низко над ними, и бойцы подняли стволы, то ли приветствуя нас, то ли показывая нам туда, где в небо упирались черные колонны дымов.