Взволнованная вдова, явно почуяв неладное, схватила портсигар, вынула папироску, потянулась за спичечницей. Андрей блеснул галантностью и дал ей прикурить. После чего воцарилось молчание — Пашутина быстро затягивалась дымом и явно не желала продолжать беседу.
— Итак, он говорил по-английски, — подсказал Голицын.
— Допустим, а разве это преступление?
— И Лембовски говорил по-английски, даже с вашей приятельницей Залесской, так?
Ответа не было.
— Хорошо, начнем с другого конца, — Голицын усмехнулся. — Начнем с Григория Ефимовича Распутина.
— Ах!..
Пашутина выронила папироску, но Андрей у самого пола подхватил и вернул.
— При чем тут этот, этот…
— Этот гадкий человек?
— Боже мой, откуда вы знаете?!
— Я знаю, что именно Распутин преследует вас своими нежностями. Знаю также, что этот господин имеет друзей в самых высоких сферах. Называть его гадким в присутствии хотя бы фрейлин двора — большая ошибка. — Голицын сделал решительный жест, отметая готовые сорваться с губ вдовы возражения. — Молчите, я знаю, на что он способен, вам незачем рассказывать. А теперь выбирайте. Я могу избавить вас от внимания господина Распутина, и госпожа Залесская даже не заикнется о нем, не станет больше вас к нему приглашать. А близкие к нему дамы тоже оставят вас в покое… Но могу сделать так, что ваше бегство от Распутина станет всем известно. Ведь вы сбежали от него, вы оттолкнули его и выбежали на лестницу?.. И что подумает свет о такой женщине? Что подумают власть имущие? Что скажут при дворе?.. Да одно слово нашей государыни, всего одно неодобрительное слово — и ваша пенсия за покойного супруга повиснет на волоске. Вы это понимаете?
— Да, господин капитан, — голос у Пашутиной сорвался, она всхлипнула, губы ее задрожали.
«Только бы истерику не закатила или в обморок не хлопнулась», — встревожился Андрей, подвинул свой стул поближе к дивану, сел и участливо улыбнулся:
— Ну, полноте, мадам, не надо так волноваться. Пока ничего страшного не случилось. Но выбор сделать придется. И вы ведь уже его сделали?
— Вы точно сможете избавить меня?..
— Могу. Но я должен побольше узнать о ваших гостях. Я ведь ни в чем вас не обвиняю. Нет оснований. Вы могли и не знать, что это за люди. Скорее всего, и не знали. Ну, так как же?
— Я точно знаю, что они не поляки или финны! — Пашутина справилась с собой и прямо посмотрела в глаза Голицыну. — Я вам во всем признаюсь, господин капитан. С недавних пор здесь, в моем доме, собирается на свои заседания некое Общество дружбы, дружбы между Великобританией и Россией. Так они себя называют. Вы спросите, почему я их к себе пустила?.. — Она вздохнула. — После гибели мужа, полковника Пашутина, я осталась совсем одна. Пенсия за мужа оказалась существенно меньше, чем мне обещали… да и ее платят нерегулярно… А через какое-то время я познакомилась с господином Лембовски. Он был настолько мил, обходителен и любезен, что… когда попросил меня об услуге, я не смогла ему отказать…
— И какого рода понадобилась ему услуга?
— Попросил пустить на постой одного очень милого и воспитанного человека, его помощника. У меня комнаты во втором этаже пустуют, есть отдельный вход… И он даже не каждую ночь приходит!
— Финна Каминена?..
— Его…
— Вот оно как! И что же, он действительно финн?
— Бог его знает… Разговаривали они с господином Лембовски всегда по-английски. И люди, члены Общества этого, тоже почти всегда говорят по-английски. Но здесь бывают и русские…
— Вы знаете, о чем они беседуют? — Голицын почти не надеялся на положительный ответ.
— Конечно, — Пашутина усмехнулась. — Я знаю три языка, в том числе и английский.
«Вот это номер! — Андрей едва не выдал свое волнение. — Ай да вдова! И что же мне теперь с ней делать? По сути, она — пособник иностранных агентов, а по-человечески…»
— Мадам, — сказал он вслух, — надеюсь, вы понимаете свое положение. Поэтому хочу предупредить, чтобы о нашем разговоре ваши… гости ничего не узнали. Вы могли бы вспомнить, о чем они говорили?
Пашутина смутилась.
— Видите ли, я — хозяйка… я об угощении заботилась, в гостиной бывала недолго… приходила, уходила…
— И что же вы слышали?
— В минувший раз говорили о детских приютах, о том, что нужно их открывать в Москве, Петербурге, Казани, Пскове, Нижнем Новгороде, и что для этого должны приехать молодые образованные женщины, говорили про Общество культурных связей, про людей, которые им занимаются в Москве… Но что же в этом плохого?
Задав еще несколько вопросов, Голицын выяснил, что планируется целый десант молодых людей и дам, которые будут устраивать благотворительные столовые, приюты, ремесленные школы, и, собирая пожертвования, проникать в высшие слои общества. Получалось, что Элис Веллингтон с ее «босоножками» была первой ласточкой?
— А о чиновниках высокого ранга не говорилось? О том, что они могут мешать вашим гостям в их благих начинаниях? О том, что некоторых неплохо бы сместить?
— Говорилось! Я даже удивилась: какое отношение имеют богадельни к господину Сухомлинову.
— К военному министру?
— Кажется, да…
— Кого еще поминали?