Охота на льва

Куда только подевался хмель, думал Хурвин, уверенно шагая к выходу из казарм. Подхватывая наградное оружие и разворачивая парадные знамена, солдаты и офицеры шли за ним, строясь в боевом порядке, и это было правильно – как на Вемьенском поле, когда разгром его отряда казался неминуемым, и Хурвин, крикнув: «Кто любит меня – за мной!» – безрассудно кинулся вперед в атаку.

Его любили. За ним шли и к радости, и к горю.

И именно Хурвин увидел, что привел всех к смерти.

Площадь перед казармами была запружена войсками, и полковник с первого взгляда узнал нашивки Личного императорского охранного полка. В алой парадной форме, с золотыми эполетами, охранцы выглядели так, словно собрались на бал или торжественный смотр, а не на сражение. Государственные знамена тяжело вздымались за их спинами, а пушки, направленные на выходы из казарм, готовились разнести восставших в пух и прах.

Хурвин остановился. В груди что-то болезненно сжалось, и он ощутил: это конец. Их предали. А потом ему вдруг стало как-то легко и спокойно, и он с поразительным равнодушием и без гнева смотрел, как охранный отряд расступается, пропуская знаменитого вороного жеребца Артуро Привеца. Личник императора – тоже в парадном мундире с орденскими планками, подтянутый и нарочито торжественный – взглянул на Хурвина и произнес:

– Ваш заговор раскрыт, полковник. Его величество уполномочил меня принять вашу добровольную капитуляцию.

Хурвин молчал. Артуро выдержал паузу и добавил:

– Или вы предпочитаете голос пушек?

* * *

Мастер Кирико молчал. Плоское желтое личико, изрезанное морщинами, словно древняя деревянная маска трещинами, не выражало никаких эмоций. Взгляд блеклых старческих глаз тоже был спокоен: ни сочувствия, ни любопытства. Просто готовность к внеочередной тренировке.

Шани невольно этому обрадовался. Последняя неделя выдалась очень урожайной на самые разнообразные взгляды – понимающие, сочувствующие, торжественно-строгие, словно каждому смотревшему было дело до семейных проблем государя.

Подумаешь, решила жена мужа свергнуть. Такое в истории случалось сплошь да рядом, хоть земные учебники почитай, хоть аальхарнские хроники.

Дело житейское.

Заодно и старинная традиция, и народная забава.

Участники несостоявшегося восстания теперь наперебой давали признательные показания, и тут началась забава совсем иного рода. Солдаты сваливали вину на офицеров, офицеры на Андрея и Супеска, а тот на полковника Хурвина, и все скопом обвиняли ее величество в том, что она захотела свергнуть мужа и править сама и подвела под монастырь доверчивых и искренне преданных людей. Листая протоколы допросов – Шани не хотел этого делать, испытывая почти физическое омерзение, и в то же время отчего-то считал важным и необходимым переступить через свое нежелание, – он обнаружил столько обвинений в адрес Нессы, что по всем законам государыню следовало сжечь, повесить, а потом еще раз сжечь. И то было бы мало.

Мастер протянул ему боевой шест и поклонился в пояс. Шани принял шест и вернул поклон.

Андрей хранил молчание и никого не обвинял. На допросах он назвал свое имя – и ничего больше. Хурвин последовал его примеру, хотя, в отличие от тестя императора, полковника пытали.

Шест в руке мастера приглашающе качнулся и в ту же минуту нанес удар. Серьезный, не тот, какими обмениваются бойцы на показательных выступлениях. Шани скользнул в сторону и обозначил удар по щиколоткам Кирико.

А ведь у всех заговорщиц в истории был повод. Серьезный и очень личный. Да еще и не один, как правило. У Нессы такого повода не было. И ей, и тестю-идеалисту попросту заморочили голову. Параллели с тоталитарной Гармонией Земли они уже провели самостоятельно. Дурное дело нехитрое, что уж там.

– Додзё!

В последнюю секунду Шани увернулся, и шест в руках мастера пробил пустоту. Губы Кирико дрогнули в улыбке. Он несколько раз повернул шест в руках, приглашая к продолжению.

Главных заговорщиков, помимо государыни, было трое: Супесок (то-то он всеми правдами и неправдами тормозил расследование терактов), полковник Хурвин и Андрей. Замечательная компания на безнадежном марше идиотов, но Несса! Неужели она всерьез поверила в успешный исход заговора? Решила, что супруг послушно будет сидеть дома и переводить «Евгения Онегина» на аальхарнский? Да что он ей, черт побери, сделал плохого?

До сих пор он не нашел в себе сил встретиться с Нессой. После сцены в пыточной Андрея отправили в тюрьму, а государыню – в Белые покои, под домашний арест и строжайший караул Мари. Как сообщала дзёндари, Несса почти все время плакала и едва ли не на коленях умоляла позволить ей встретиться с мужем. Шани полагал, что совсем не для того, чтобы упасть в ноги и попросить прощения: судьба отца интересовала Нессу гораздо больше.

– Додзё!

Удар шеста под колени и завершающий в плечо – многострадальное левое. Клевок Журавля. Шани упал на бамбуковый настил, и мастер обозначил победный удар, коснувшись шестом шеи императора.

– Ви будзете тренироватиса ири гореваць? – осведомился мастер. Его скрипучий голос и акцент сегодня казались особенно резкими и неприятными.