После пересечения полярного круга Элина стала поглядывать в зеркало заднего вида и на обочины. Если замечала темные бугры, то притормаживала, пока не убеждалась, что это пни или корни. Включила радио. По всем каналам предсказывали жару, лесные пожары и наводнения.
Время от времени она останавливалась на придорожных стоянках, выходила из машины и, повернувшись лицом к лесу, тихо стояла с закрытыми глазами. Прислушиваясь к своему дыханию, старалась успокоиться.
От стоянки к стоянке комаров становилось все больше.
Она проехала Куйкканиеми, даже не взглянув на реку. Деревня появилась среди леса как мираж. И как мираж исчезла.
Элина добралась до Вуопио в десять вечера. Северное солнце было еще высоко и окрашивало все в теплый цвет старой пожелтевшей газеты. Она повернула направо к мосту и медленно переехала через него. За мостом свернула налево и продолжила путь вниз по течению реки к своему родному дому.
Перед последним поворотом слева стоял дом Аско и Эфраима, следующей была избушка Совы. Свет в окнах не горел. Элина проехала последний прямой участок, который завершался табличкой «Конец дороги общего пользования». Въехала во двор своего дома.
Хозяйство семьи Юлияакко состояло из четырех построек: старая сауна, изба, в которой прошло детство отца, жилой дом и бывший хлев. Вдоль дорожки во дворе тянулся ряд высоких осин. Элина остановилась перед хлевом и вышла из машины. Ее оглушил звон комаров и пьянящая песня дрозда-белобровика. Напористое, наполненное жизнью дребезжание вьюрка. Сосна стояла между сауной и хлевом, словно сторожевая башня на границе двух миров – суши и топи, наклонившись к болоту, неподвижному и напитанному влагой.
Утром Элина проснулась от громкого звука. Она вылезла из кровати, выглянула в окно и увидела кукушку. Та сидела на осине и куковала, отсчитывала срок живущим. Элина никогда не видела кукушку так близко. Заметив Элину, птица замолчала и улетела.
Глядя на опустевшую осину, Элина обдумывала план на день – ловлю щуки.
Элина ночевала в своей старой комнате. Там была кровать, книжная полка, стол и стул. Больше ничего.
Остальным домом она предоставила распоряжаться Сове.
Элина присела на краешек кровати. Провела ладонью по трехмиллиметровой щетине на побритой голове.
Бритье головы было частью ритуала.
Она вытянула вперед правую ногу и стала рассматривать большой палец, посиневший и опухший. Выглядел он хуже, чем казался по ощущениям. С ним надо было что-то делать.
Хромая, она добрела до коридора. Слева была дверь в гостиную, на стенах которой Сова развесил карты с ареалами обитания птиц и путями их миграции, таблицы и рисунки перепончатых утиных лап. Элина повернула направо, в кухню. Взяла с холодильника недельной давности газету «Народ Лапландии», порвала ее на полоски и обмотала ими больной палец и соседний, здоровый. В шкафу нашла ножницы и отрезала кусок сантехнического скотча. Стянула края бумаги и накрепко склеила повязку. Пальцы оказались надежно упакованы.
Элина положила ножницы обратно в шкаф. На его дверце была прикреплена карта, на которой Сова крестиками отмечал карандашом места, где встречал воблинов.
Элина включила кофеварку, открыла створку окна и стала смотреть во двор. Она ничего не ела вечером, но это было обычным делом. Перво-наперво всегда пропадал аппетит. Во дворе галдели те же птицы, что и пятнадцать лет назад. Дрозды-рябинники, трясогузки, ласточки. Они казались теми же, но это были уже другие птицы, множество птиц – во дворе, на деревьях, в строениях. Если смотреть в окно и выглядывать пернатых, то их можно было обнаружить повсюду. Ласточки, словно реактивные самолеты, через окна на чердаке сарая залетали внутрь. Дрозды передвигались по двору ровными прыжками, иногда замирая на месте, и тогда приходилось внимательно всматриваться, чтобы понять рябинник перед тобой или кучка земли.
Элина проглотила кофе и ощутила себя хрупким кусочком коры. Отец однажды сидел на том же самом месте и, услышав, как коготки цокают по полу, перекрестился. Глянув вниз, он увидел ласку. Та смотрела ему прямо в глаза с таким видом, словно и была истинной хозяйкой в доме.
– И откудова эта животина знает, где у человека зенки, – удивлялся отец.
На похоронах матери Элина спросила у отца, почему дом надо было построить у самого болота. Отец ответил, что его предки жили на этом месте испокон веков и что маме такое расположение дома очень нравилось.
Прежде чем выйти замуж, мать тщательно изучила окрестности. Она составила карту местности, на которой нарисовала их будущий дом – этот самый дом, так, чтобы он был сориентирован по востоку и западу и «возлежал на Лапландии» подобно водяному уровню, которым пользуются строители. Мама сказала, что если все сделать именно так, то дом «как нужно» дополнит окружающий пейзаж. Реку, леса и сопки.
Отец посмотрел на мать. Миниатюрная женщина с короткими угольно-черными волосами и маленькими темными глазами, не отражавшими свет.
– Так, – сказал отец, – и что, значится, дальше?