– В доме никого, кроме моей семьи, нет, – твёрдо заявил торговец, преграждая приставу дорогу. – У меня большая семья, никто не может спрятаться в моём доме так, чтобы остаться незамеченным.
Обстановка накалялась, и, чтобы не разрушать легенду о поимке сбежавшего разбойника, Щеглов не стал настаивать. Зачем перегибать палку? Изобразив лёгкие колебания, он всё-таки согласился с Гедоевым.
– Ну, глядите! Всё тогда на вашу ответственность. Не ослабляйте внимания, а я пойду с осмотром дальше.
Алан так же, как ранее его сосед, проводил капитана до выхода на улицу и захлопнул за ним калитку.
Щеглов поспешил к соседнему дому, где его уже ждали моряки. Сидевший на крыльце мальчик при виде пристава вскочил и распахнул перед ним дверь.
– Проходите. Господа вас на чердаке ждут, – объяснил юный охранник и снова опустился на ступени.
Щеглов взобрался по шаткой лесенке на чердак. Там он нашёл Ордынцева и второго – невысокого худощавого парня с неприметным лицом. Оба стояли у окна и обернулись на звук шагов.
– Ну, что там, Пётр Петрович? – нетерпеливо спросил князь.
– Гашиш частично спрятан в бане у Конкина, частично – в доме у Алана. В том, что эти двое повязаны, я теперь не сомневаюсь.
– Точно! – согласился с ним незнакомец. – Пока вы в калитку стучали, Конкин прибегал, но ушёл с пустыми руками.
Ордынцев наконец-то вспомнил, что не познакомил Щеглова со своим помощником. Он представил капитану Афанасия Панькова, а потом спросил:
– В дом Гедоева вы так и не попали. Как же нам понять, передал ли связник шпиону чётки и золото, или эти вещи всё ещё у него?
Речь зашла уже о самой операции, и Щеглов изложил свой план:
– Нам придётся следить и за самим Гедоевым, и за членами его семьи. Вы наблюдаете здесь, а я своих квартальных на всех ведущих отсюда улицах расставлю. Мои ребята будут подозреваемых друг другу передавать, а вы уж, как увидите, что кто-то выходить собирается, мальчонку своего пошлите к первому из городовых – к дому ростовщика. Другого пути из этого тупика всё равно нет.
Моряки сразу же согласились, и Щеглов отправился в участок собирать своих квартальных. Дмитрий достал из кармана часы и от удивления присвистнул: время, оказывается, перевалило за шесть пополудни.
– Схожу-ка я за едой, – решил он и спустился вниз.
Ордынцев уже собрался выйти со двора, когда вдруг увидел, что калитка Гедоевых отворилась и из неё вышла беременная женщина. Вперевалку, выставив перед собой огромный, похожий на огурец живот, она засеменила по улице. Дмитрий позволил женщине дойти до угла и пошёл следом. Через минуту он свернул на улицу «богатеев», беременная опережала его на три десятка шагов. Ордынцев сбавил темп и лениво побрёл вдоль домов. Так, сохраняя дистанцию, он и двигался. Женщина не смотрела по сторонам. Похоже, дорога была ей привычна. Наконец она поднялась на крыльцо двухэтажного деревянного дома и прежде, чем войти, оглянулась, но не обратила особого внимания на бредущего по улице одинокого мужчину. Зато Дмитрий успел разглядеть её лицо. Оно сильно опухло и переливалось чёрно-лиловыми пятнами – бедняжку жестоко избили. Женщина скрылась за дверью, а Ордынцев подошёл к крыльцу. В назначении дома сомневаться не приходилось: прямо над грубо намалёванной вывеской «Пошив мужского и дамского платья» горел красный фонарь. Беременная привела Дмитрия к борделю. Ну и сюрприз! Прямо-таки чудеса в решете…
Глава одиннадцатая
Долгожданное предложение
Чудо из чудес – коронация! Жизнь в Москве превратилась в сказку. Балы и приёмы – один роскошнее другого – давались и в Кремле, и в Благородном собрании, и во дворцах знатнейших российских фамилий. Город бурлил, сверкал и переливался всеми оттенками роскоши и веселья. Редчайшее, единственное в своём роде событие захватило Первопрестольную, и лишь в доме Чернышёвых не чувствовалось никакой восторженной суеты – его хозяйки в празднествах не участвовали. Софья Алексеевна погрузилась в своё горе. Как огня, боялась она и тайного злорадства, и искреннего сочувствия, поэтому вообще нигде не показывалась, да и дочерей прятала.
Зато в доме появились добрые друзья. Семейство Кочубеев – сам Виктор Павлович и его супруга – решили на время коронации остановиться у Чернышёвых. Пользуясь случаем, Софья Алексеевна теперь часто секретничала с графиней Марьей Васильевной, а Надин даже как-то раз умудрилась подслушать их разговор.
– Я надеюсь на скорейшее воссоединение с сыном, – призналась Софья Алексеевна, – и хочу сама передать прошение на высочайшее имя. Помоги мне это сделать.
В воздухе повисла тяжкая пауза, но когда Мари Кочубей заговорила, в её голосе явно звучали сомнения:
– Это почти нереально, но всё-таки можно попробовать. Прошение о приданом твоих дочерей ведь подано, я могу попытаться вновь поговорить с императрицей-матерью. Попрошу для тебя аудиенции, не уточняя зачем. Формально-то повод есть.
– Попроси, Мари! Если я не смогу жить рядом с сыном, я, наверное, умру здесь от тоски…