Неприятные воспоминания из детства холодной струйкой стекают по позвоночнику. Школу я не любила. Никогда не ходила на вечера встречи выпускников. Я была жутко принципиальной, говорила только правду и не давала списывать. Естественно хулиганистым одноклассникам это не нравилось.
Полянский внимательно смотрит на меня, отодвигаю от себя альбом.
— Не так я представляла себе жизнь олигархов. Мне казалось у вас минутки свободной нет. Перелеты, совещания, сложные переговоры, убийство конкурентов. Трудно вырваться в спорт зал, не то что рассиживаться в ресторане с бывшей школьной знакомой.
Полянский ухмыляется.
— Сегодня я разорил одно крупное предприятие. Многие люди остались без работы, а хозяин просто ответил за свое поведение. Чувствую себя слегка паршиво. А поговорить, жрица любви, об этом не с кем. Либо отравят, либо подставят.
— Я не проститутка, — отвечаю на автомате.
— Знаю.
— С Дарьей своей поговорил бы, она выглядит отличным слушателем. Обычно так отношения и складываются. Мужчина и женщина делятся наболевшим, поддерживая друг друга. Хотя кому я это рассказываю, — отворачиваюсь, махнув рукой.
Почему-то не могу долго смотреть ему прямо в глаза. Он гипнотизирует меня этим проникновенным взглядом, и в итоге мое тело становится готовым на всё.
— Дарья, Дарья, Дарья, — задумчиво вертит вилку в руках, — кажется, прямо сейчас она делает новую сексуальную татушку на заднице. Никому нельзя доверять, дама полусвета — Вера Образцова, она может быть засланной.
— А я не могу быть засланной?
— Ты? — расцветает в улыбке Полянский.
Немного обидно. Я знаю, что достаточно привлекательна, но конечно не настолько, как она. Но все равно неприятно.
— Ты зачем-то за мной таскаешься, но вряд ли это связано с бизнесом, скорее всего тебе нужны деньги, и ты пытаешься прилипнуть к богатому папику.
Я за ним таскаюсь?! Резко отодвигаюсь от стола, звучит довольно мерзко. Он сам приперся в ресторан. И в дом свой затащил силой тоже сам, даже к стулу привязал. Ключи от квартиры где-то выкопал. И на танец во время дня рождения собаки вытащил исключительно по собственно воле. И хотя деньги мне действительно нужны, но не так, как он говорит об этом. Смотреть на него не хочу. Темные глаза с игривой усмешкой убивают. Я уверена, что где-то есть нормальные богатые мужики, которые уважают женщин. Теперь к неприятным воспоминаниям о Полянском добавляются школьные, переплетаясь в тугой, неразрывный узел. В школе у меня было обидное прозвище.
И олигарх, прочитав мои мысли, неожиданно выдает мне прямо в лицо:
— Ну что ж привет, кастрюля, — смеется Полянский.
А я вздрагиваю. Так меня звали, потому что я была лопоухой. Позже я сделала операцию. И этот недостаток убрали, но прозвище осталось. Детские обиды гораздо глубже, чем нам кажется.
— Кастрюля, — отгибает он уши, демонстрируя лопоухость, — забавно же.
Ненавижу его, на дух не переношу! Отвратительный тип!
— Ладно все, — швыряю на стол флешку. — Мне надоело. Бери свое видео и убирайся в олигархические кущи. Я не хочу больше видеть тебя. Пусть за тобой таскается кто-то другой.
Полянский меняется в лице, кажется, его загорелая кожа становится на два тона светлее. Он медленно поворачивается к одному бизону, потом второму. Те смотрят в потолок, делая вид, что не слушают. Полянский аккуратно кладет вилку на стол.
— Я потратил двое суток на твои поиски. Мой частный детектив загреб неплохую сумму, пока допер, что ты здесь, — хрипит Полянский, явно недовольный моим резким выпадом, — не помню, когда последний раз так сильно напрягался из-за телки.
— Ну извини, — беру фужер и, стоя, пью свое шампанское до дна.
Мне кажется, я прилично набралась, потому что потолок слегка кружится. Этот мужчина меня выводит из себя, он вскрывает все мои тайны, копошится в прошлом, обзывает и при этом смотрит горячо и страстно, как не смотрел ни один другой до этого. Бред какой-то. От несправедливости происходящего мне хочется визжать и топать ногами.
Олигарх берет мою флешку и кладет в карман. А я иду в коридор возле кухни, планируя покинуть заведение через черный ход. Пусть подавится, нет сил больше спорить с ним. Я пьяна от шампанского, полностью раскрепощена, и мне все надоело. Послав его, я ощущаю свободу. Сдаюсь. Это стоит денег, но никогда не стоило моих страданий. Пусть с ним мучается кто-то другой. Терпит Кульбицкая, ползает Воронова, они найдут подход, у них получится. Я больше не могу. Меня шатает как маятник в разные стороны. Коридор кажется уже. Я проигрываю, но дело не только в деньгах. Нельзя кого-то ненавидеть и хотеть одновременно — это ненормально! Словно сложное психическое заболевание. Хорошо, что ушла.
Однако тяжелые шаги за спиной говорят о том, что разговор не окончен. Голова не соображает, а тело будто догадывается само и мгновенно реагирует жаркой волной по позвоночнику.
— Мне нужно не только видео, — останавливает хриплый голос, заставляя обернуться.
Глава 17