И вот шашечная партия, ставкой в которой был – ни больше ни меньше – стольный город Киев, началась.
Старец двигал шашки специальной сандаловой палочкой, а Никон – собственной дланью, на которой сохранились следы вчерашнего ужина и сегодняшнего завтрака.
Лучшие места возле игроков достались, конечно же, Ильдею и Добрыне. В затылок им дышали зеваки из ханского окружения. Сам Ильдей напустил на себя царственную важность, а Добрыня все время что-то бормотал.
С первых же ходов начался разгром Никона. Под одобрительные возгласы степняков его шашки одна за другой исчезали с доски. Вскоре наступил трагический момент, когда одна белая шашка осталась против пяти черных. Право хода – несомненно, последнего – принадлежало Никону. И он сделал его, последовательно обойдя все шашки соперника и попутно оказавшись в доведях.
[68]В стане печенегов настало тяжкое недоумение. Старец замер, вытянув вперед худую шею, словно заранее подставляя ее под секиру.
Недобрую тишину первым нарушил Добрыня:
– У нас так говорят: не везет в игре, повезет в любви. Уверен, что почтенного Кюскелая ожидает сегодня встреча с красавицей, благоволящей ему.
– С плетью его встреча ожидает! – бесцеремонно отпихнув старца, Ильдей сам присел к доске. – Одна игра не игра. Одна победа не выигрыш. У нас так говорят. Теперь я играю белыми.
Вторая партия разительно отличалась от первой, хотя закончилась с тем же результатом. На сей раз Никон, направляемый подсказками Добрыни, не давал сопернику никаких поблажек и в десять ходов очистил доску.
Ильдей, оставшийся, как говорится, при пиковом интересе, свирепо огляделся вокруг, по обычаю всех самодержцев ища виноватого в собственной оплошности.
– А что это ты такое бормотал все время? – напустился он на Добрыню. – Порчу на меня наводил?
– Великий хан, я всего лишь молил своих богов об удаче, – смиренно ответил Добрыня. – Ведь ни на какую иную помощь мы не смеем надеяться.
– Можешь радоваться! Дошли твои молитвы куда следует. – Хан отпихнул от себя доску, да так резко, что шашки разлетелись во все стороны. – Никогда больше не сяду за эту глупую игру! Свою собственную придумаю. Чтобы в ней сразу и шашки и кости были. И умение и удача. Нардами назову. В честь духов благоприятного случая. Русских учить не буду. Они плохие люди. Нечестно играют.
– Куда уж там! – буркнул Сухман. – У вас только тот игрок честным слывет, который печенегам проигрывает. А про новую игру не беспокойся. Мы ее шутя освоим и ради шутки мандавошкой наречем.
Добрыня между тем с задумчивым видом промурлыкал свежесочиненный куплет героической песни – хоть и не громко, но внятно:
– Бороться, немедленно бороться! – вскричал взбешенный Ильдей. – До смертного исхода бороться! Подавай сюда своего человека, Добрыня Никитич. Только самого себя, чур, не предлагай.
Киевляне еще только обсуждали кандидатуру единоборца, а печенежский силач был уже тут как тут. Добрыня давно заметил сидевшего в сторонке амбала, закутанного в просторный цветной халат.
Когда борец встал и сбросил лишнюю одежду, стало ясно, что подбирали его исключительно по фактурным качествам. Рост, вес и объем талии соответствовали нормам, принятым в борьбе сумо – древнейшем единоборстве на свете. Техническая подготовка единоборца пока оставалась под вопросом. Впрочем, он вряд ли утруждал себя излишними тренировками. Найти спарринг-партнера для такого тяжеловеса нелегко, даже среди неслабых печенегов, а медведи в степи не водятся.
Тороп, выпихнутый Добрыней навстречу грозному сопернику, был встречен бурным хохотом. Отмяк даже Ильдей, обозленный предыдущим поражением.
– Чем вы своего богатыря прежде кормили? – поинтересовался он. – Не иначе как водой пополам с полбой.
– Какой уж есть, – развел руками Добрыня. – Он хоть и глядится сморчком, а кашу уплетает по-богатырски.
Торопу он дал следующее указание:
– Сломя голову в схватку не бросаться. Сначала измотай этого толстобрюхого. Набегавшись, он сам издохнет.
– Я, боярин, не вчера родился. Все понимаю. – Тороп не выказывал ни малейшего признака страха. – Борьба на смерть. Или мне не жить, или поганому.
По команде Ильдея, жаждавшего немедленного отмщения, борцы сошлись и тут же разошлись – вернее, Тороп отскочил назад, не даваясь в лапы печенега.
Дальнейшие события на ристалище не отличались разнообразием – печенег ловил, а Тороп уворачивался. Временами, оказываясь за спиной неповоротливого соперника, он даже пинал его ногой под зад.
– Опять нечестная борьба! – взволновался Ильдей. – Почему твой человек убегает? Почему ты труса выставил?
– Каждая живая тварь борется, как умеет, – ответил Добрыня. – Змея-удав свою добычу кольцом давит, с места не сходя, а сокол с лета бьет. Уговор у нас один был – биться насмерть. А время не оговорено. Надо ждать. Авось к полуночи все и закончится.