Охота на минотавра(сб)

– Велю, чтобы твои легкие, ныне мне принадлежащие, перестали сотрясать воздух!

– Насовсем? – уточнил Крюков. – Или временно?

– Лучше насовсем, – не подумав, брякнул Барков. – Заболтал ты меня сегодня… Эй, человек, еще шампанского!

Крюков послушно умолк, слепил из хлебного мякиша шарик и незаметно для Баркова отправил его себе в рот.

Когда шампанское наконец появилось (по уверениям коридорного – последнее в гостинице) и Барков, склонный к широким жестам, первый бокал предложил в пух и прах проигравшемуся партнеру, тот отрицательно покачал головой, стал вдруг быстро синеть и замертво рухнул со стула.

– Ну и дурак ты, – сказал Барков, когда стало ясно, что смертельная опасность миновала. – Прямо олух царя небесного! Разве так можно? Еще чуть-чуть, и пришлось бы тебя ногами вперед выносить.

– В глотке зачем дырку сделал? – просипел Крюков, трогая обрезок гусиного пера, торчавший из его трахеи.

– А как тебя иначе спасать, если дыхательное горло было закупорено! – Барков указал на хлебный катышек, лежавший на видном месте. – Пришлось проводить операцию трахеотомии, благо, мне это не впервой. Хлебнул я с тобой горя, Михайло!

– Подожди. – Крюков вернулся на стул и выдернул трубочку из горла, после чего его голос стал куда как явственнее. – Надо разобраться… Кто велел моим, то бишь своим, легким остановиться?

– Я, – признался Барков. – Так ведь это же было не всерьез!

– Я привык людям на слово верить. Еще и переспросил потом… Вижу, что команда поступила сугубо существенная. Двусмыслия не допускает. Стал я думать, как дыхание прекратить. Можно, конечно, и по собственной воле, но потом, когда сознание помутится, оно опять восстановится. Повеситься – еще хребтина в шее разорвется, а ведь она уже не моя. Вот и прибег к самому простому способу – залепил дыхало. Зато тебе меня упрекнуть не в чем.

– Ясное дело, ты человек долга. Это я уже понял! – теперь, прежде чем сказать что-либо, Барков взвешивал каждое свое слово. – Посему в знак восхищения и признательности возвращаю тебе весь проигрыш. Руки, ноги, голову и все такое прочее.

– Чужого мне не надо! – решительно запротестовал Крюков. – Подачек не принимаю.

– Ладно, тебя не переспоришь. – Барков задумался, чему весьма мешали пары шампанского, туманившие его сознание. – Тогда послужи мне!

– Приказывай! – Крюков со стула не встал, но плечи расправил и спину выпрямил, словно на плацу.

– В Невской губе, где-то между Лисьим носом и Петергофом, болтается бот, называемый «Дедал». Там содержится под арестом бывшая императрица Екатерина Алексеевна. Тебе надлежит в самое ближайшее время сей бот захватить, а узницу освободить. Задание понятно?

– Самое ближайшее время – это когда? – деловито осведомился Крюков.

– Завтрашняя ночь. В крайнем случае – послезавтрашняя.

– Экипаж велик?

– Человек десять-пятнадцать. При полудюжине пушек.

– Кроме матросов, есть еще кто-нибудь на борту?

– Сам не видел, но думаю, что какая-то охрана из тайных агентов должна иметься.

– Куда потом императрицу девать?

– Спрячешь где-нибудь в предместье. На днях республиканские войска из города уйдут. Бунтовщиков громить. Сразу смута начнется. Гвардия и дворянство восстанут. Вот пусть императрица их и возглавит. Она одна целого кавалерийского полка стоит. С ней до победного конца и останешься.

– Иной конец, стало быть, не предвидится?

– Ни в коем разе! Все заранее рассчитано, а главное – за все заплачено. Между прочим, голод организовать дороже стоит, чем всех городских нахлебников прокормить… Кстати, запасись и ты деньжатами. Со звонкой монетой поаккуратней будь, а ассигнаций бери сколько заблагорассудится…. Амбиции прежние оставь, поскольку деньги ты берешь у меня практически моими руками и для моих нужд.

– Вот дожил! – вздохнул Крюков. – Теперь по собственной воле только малую нужду могу справить. Хоть на том спасибо!

Вновь кибитка мчала Баркова в неведомую даль, вновь из метели возникали верстовые столбы, вновь по почтовых станциях путников встречали не радушные смотрители, а придорожные виселицы, уснащенные всеми сословиями подряд – и бунтовщиками, и монархистами, и республиканцами, и просто безвинной публикой, чем-то не приглянувшейся тому, кто нынче творил в России-матушке суд и расправу.

Дорога Баркова лежала на запад, в губернии, лишь недавно присоединенные к метрополии, а потому сравнительно благополучные. Бунтовщики сюда соваться и не собирались, местное дворянство-шляхетство, совсем недавно крепко проученное, пока выжидало, а крестьянство имело столь смирный нрав, что его даже розгами пороть было любо-дорого.

Эх, обманулась матушка Екатерина! Не донскими казаками надо было яицкую степь заселять, а белорусскими крестьянами.

Не доезжая Бреста, Барков повернул на Кобрин и скоро услышал стук барабана, отбивавшего походный шаг. Просторное снежное поле, одним своим концом упиравшееся в земляной вал, гребень которого защищали старинные бастионы, было превращено в армейский плац. Виселицы присутствовали и здесь, только на них болтались манекены, предназначенные для отработки штыковых ударов.