Охота на мух. Вновь распятый

— Откуда, отец Павел, вы позаимствовали эту странную идею? — благожелательно возражал старый Мотя, вертя рукой золотой «могендавид», висящий на длинной золотой цепочке. — Вы неправильно истолковываете или неправильно перевели стих Библии: «Проклят тот, кто не исполнит слов Закона сего и не будет поступать по ним!» Но этот стих относится к предыдущим одиннадцати, где речь идет об основах этических мицв или заповедей. Я могу их все прочитать. Жаль, что в переводах на русский язык они лишились своей поэтической выразительности: Проклят, кто сделает изваяние или литый кумир, мерзость перед Господом, произведение рук художника, и поставит его в тайном месте! Весь народ возгласит и скажет: «Аминь!» Проклят злословящий отца своего или матерь свою! И весь народ скажет: «Аминь!» Проклят нарушающий межи ближнего своего! И весь народ скажет: «Аминь!» Проклят, кто слепого сбивает с пути! И весь народ скажет: «Аминь!» Проклят, кто превратно судит пришельца, сироту и вдову! И весь народ скажет: «Аминь!» Проклят, кто ляжет с женою отца своего! Ибо он открыл край отцовой одежды! И весь народ скажет: «Аминь!» Проклят, кто ляжет с каким-либо скотом! И весь народ скажет: «Аминь!» Проклят, кто ляжет с сестрою своею, с дочерью отца своего или с дочерью матери своей! И весь народ скажет: «Аминь!» Проклят, кто ляжет с тещею своей! И весь народ скажет: «Аминь!» Проклят, кто тайно убивает ближнего своего! И весь народ скажет: «Аминь!» Проклят, кто берет подкуп, чтобы убить душу и пролить кровь невинную! И весь народ скажет: «Аминь!» Но и эти проклятия исходят не от Бога, а от Моисея и богопослушных евреев, и слова «…закона сего…» ясно указывают, что речь идет не о всей Торе. В Библии ясно сказано, что ни один человек не может пунктуально и совершенно следовать всем заповедям. Люди в большинстве своем грешны. Евреи знали за сотни лет до рождения Иисуса, что нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы! И Моисей, и Давид грешили, но затем раскаивались и возвращались в лоно мицвы, заповедей Божьих. И вновь находила на них Благодать. Иудаизму чужды понятия «ад» и «вечные муки», чем отличается христианство. Иудаизм позволяет и делает возможным возвращение к Богу и праведности. Тешува вмещает три шага: преступник или нарушитель должен осознать свой грех; он должен испытать искреннее раскаяние, угрызения совести и должен принять сознательное и твердое решение вернуться в лоно Торы. В древности, когда еще существовал Храм, был и четвертый шаг: принесение жертвы. Но Библия предвидела и разрушение Храма: «Возьмите с собою молитвенные слова и обратитесь к Господу; говорите Ему: „Отними всякое беззаконие и прими во благо, и мы принесем жертву уст наших“. Об искренности молитвы Богу говорится и в Книге притчей Соломоновых: „Соблюдение правды и правосудия более угодно Богу, нежели жертва…“ Для евреев практические дела и поведение людей более важно, чем вера в Бога. Талмуд приводит слова Иеремии о Боге: „Пусть лучше они оставят Меня, но будут продолжать следовать Моим законам, ибо следуя законам Божьим, они так или иначе придут к Нему“».

— Мы признаем, что человек оправдается верою, независимо от дел Закона! — упорствовал отец Павел. Краеугольный камень христианства: согласие души посредством веры. И марксизм делает упор на слепую веру…

— Наши три религии имеют общие черты: каждая была основана евреем, каждая родилась от еврейского мессианского и утопического стремления переделать мир, — мягко наставлял отца Павла старый Мотя. — Но каждая религия изменила Путь и Метод! Помни об этом Шаул из Тарсиса, преследователь Единственного!

— Рассудите нас, комиссар! — взмолился отец Павел, обращаясь к сидевшему с закрытыми глазами комиссару, отцу Игоря. — Кто из нас прав?

Сереге поначалу показалось, что комиссар заснул. Во всяком случае, услышав обращение: «комиссар!» — он встрепенулся, открыл глаза, но спросонья, очевидно, не расслышал как следует и стал говорить свое:

— Право никогда не может быть выше экономической структуры общества, определяющей развитие культуры, — бодро начал комиссар, словно находился на трибуне. Он налил себе в стакан вина и сделал большой глоток. — Поэтому мы категорически отвергаем любую попытку навязать нам какую-нибудь моральную догму — в качестве вечного, окончательного и непреложного закона морали. Мы заявляем, что наша мораль полностью подчиняется интересам классовой борьбы пролетариата. Мы не верим в вечную и абсолютную мораль. Мы отвергаем любую мораль, идущую не от человека (а от Бога, например) и лишенную классового содержания.

— Маркс — внук двух ортодоксальных раввинов! — грустно заметил старый Мотя.

— Любое революционное насилие оправдано! — отрубил комиссар. — Марксистская мораль оправдывает и одобряет любой поступок, если он служит делу классовой борьбы.