Во дворе стояла телега, доверху нагруженная разным барахлом — посудой, подушками, одеждой.
На траве возле телеги, раскинув руки, лежал парнишка лет тринадцати. Его лицо было в крови. К нему прижались две девчонки. Они выли в голос, обхватив брата ручонками. Мужики не обращали на них внимания.
Ну, суки!
Сытин на бегу выдернул из ножен шпагу. Мужик с топором, замахиваясь, бросился ему наперерез. Сытин уклонился и плашмя огрел мужика клинком по башке.
Я сбоку запрыгнул на крыльцо и от души врезал тому, что постарше, по почкам. Он охнул, выпустил шкаф из рук и схватился за бок. Шкаф качнулся и грохнулся прямо на его приятеля, повалив того на землю.
Бинго, блядь!
Не теряя времени, я добавил уроду коленом по яйцам. Он скорчился, а я от души пнул пяткой в волосатое ухо. Готов!
Мужик с топором всё ещё наскакивал на Сытина. Сытин, вытянув руку со шпагой, держал его на расстоянии, норовя рубануть по рукам и плечам. Треуголка слетела с него и валялась на земле.
Какого хера ты с ним возишься? Ткни в живот, и всё!
Живым хочет взять, понял я.
Окно распахнулось, из него высунулась бабья голова и заверещала на всю улицу:
— Убива-а-а-ают!
Затем баба метко швырнула в голову Сытина глиняный горшок.
Сытин успел уклониться, но шпага в его руке дрогнула. Мужик с топором бросился вперёд и горлом напоролся на остриё. Глаза его выкатились. Из-под бороды на рубаху потекла тёмная струйка. Мужик выронил топор, засипел и осел на траву.
— Сеня-а-а-а! — визжала баба.
Я опрокинул шкаф на второго «грузчика», который не вовремя зашевелился и куда-то пополз. Край тяжёлой полки херакнул мужика прямо по затылку.
Бля!
От ворот к нам бежали Степан с Марьей.
Марья упала на колени возле детей и принялась тормошить сына. Девчонки с рёвом повисли на матери.
Сытин тоже подбежал к ним.
— Живой? — он наклонился к парню. — Ну, слава богам! Степан! Вяжи этих!
Палач быстро скрутил обоих «грузчиков». Тот, на которого грохнулся шкаф, мотал башкой, пытаясь прийти в себя. Второй двумя руками держался за яйца. Увидев палача, они здорово перетрухали.
До кучи Степан примотал к ним и скандальную бабу, которую выволок из избы за шкирку. Баба визжала, извивалась и норовила укусить Степана за руку. Только когда Степан подтащил к ним труп её мужа, баба успокоилась и негромко завыла:
— Детки, детки мои с кем останутся?
— Немой! — крикнул Сытин. — Помоги занести парня в дом!
Он подхватил паренька под мышки. Я взялся за ноги. Вдвоём мы подняли его на крыльцо и внесли внутрь. Марья с девчонками шла за нами. Положить парня было некуда — грабители вынесли всё подчистую, даже лавки. На полу валялась битая посуда, тряпьё и сломанная деревянная лошадка с одним колесом. Увидев разгром, Марья охнула и схватилась за сердце.
— Кладём на пол! — скомандовал Сытин. Огляделся и добавил:
— Вот суки! У своих же тащат!
Он высунулся в окно и крикнул:
— Степан, покарауль их пока!
— Ты знаешь этих мужиков? — спросил Сытин у Марьи.
— Родня мужа, — глухо ответила Марья. — Его отец и братья.
— Понятно. Баба, значит — жена одного из братьев?
— Да. Семёна, которого ты заколол.
— Ну, что я тебе могу сказать, Марья. Охрененную родню ты себе нашла. Есть куда уехать?
— К своим, в деревню если только. В Лопухинку.
— Ох, бля! Как не вовремя всё! — Сытин взялся за подбородок.
В избу, небрежно стукнув кулаком по двери, вошёл бритый наголо здоровяк с детской улыбкой на круглом щетинистом лице. Он был одет в чёрный кафтан нараспашку, чёрные кожаные штаны и высокие сапоги.
Бля, все в обуви, как люди, один я — босиком! Голодранец ты, Немой!
— Опоздал я, Василий Михалыч? — виновато улыбаясь, спросил здоровяк у Сытина.
— Михей! — просиял Сытин. — Не опоздал, наоборот! У тебя лошадь свежая?
— Да, сменил на княжеской конюшне, — ответил Михей.
— Проводишь бабу с детьми в Лопухинку к родне? Тут недалеко.
— Мне бы помыться, Василий Михалыч! Сестра баню натопила.
— Утром вернёшься — и парься, сколько угодно! День отдыха тебе дам.
— Ладно, — вздохнул Михей. — Долго им собираться?
— Да они собраны уже, — ответил Сытин. — Телегу во дворе видел? Сейчас мы с парнем переговорим, и поедете. Как там сын, Марья?
Пока Сытин разговаривал с Михеем, Марья сбегала к колодцу, намочила тряпку и сейчас оттирала кровь с лица сына.
— Ничего, живой, — ответила она.
Парня звали Ильюхой. Сытин быстро расспросил его о поездках с отцом в Комариную чащу. Тот подробно рассказал, какой дорогой они добирались, где искали деревья с пчелиными дуплами.
— Ты что-нибудь необычное замечал хоть раз? — спросил его Сытин.
Но ничего необычного парень не видел. Лес, как лес. Пчёлы, как пчёлы.
— Мёд, как мёд, — передразнил его Сытин. — Ладно, Ильюха! Молодец, что за отцовский дом вступился, не струсил. Марья! Князь у тебя покупает дом. Вот, держи!
Сытин протянул женщине две золотые монеты.
— Лошадь и телега тоже теперь ваши. Тем более что в телегу ваше барахло погружено. Поезжайте сейчас в Лопухинку, утра не ждите. Михей вас проводит. С ним ничего не бойтесь. Идём, Немой!