Прим со вздохом ответствовал, что и сам предпочел бы такое дополнение к лечению, но его мать… Ну, в самом-то деле, пока она была уверена, что ребенок обречен, она давала ему жить по возможности полноценной жизнью, чтобы хоть как-то компенсировать его боль. Когда они жили в Верхних Топях, Альберт постоянно общался со сверстниками из деревенских, мотался с ними то на реку, то в лес. Ребята относились с пониманием к немощи своего барина – таскали его с собой на специально сделанной тележке, помогали, чем могли. Как ни удивительно, Альберт не превратился ни в тупое, озлобленное существо, ни в махнувшее на себя рукой растение – может, по малолетству, а может, и благодаря матери… Но, когда появился Прим и, в буквальном смысле слова, поставил его на ноги, Карину словно подменили – тряслась она над сыном так, как будто еще сильнее, чем раньше, боялась его потерять. А может, и впрямь боялась…
Корбин тогда имел с ней серьезный разговор в присутствии и Прима, и самого Альберта, и честно предупредил – все, что можно было сделать магически, Прим уже сделал. Теперь дело за тем, что хочет сама Карина. Хочет, чтобы ее сын был нормальным, здоровым мужчиной – одно дело, а хочет, чтобы он до конца дней был бледной немочью – совсем другое. И если хочет, чтобы Альберт нормально развивался, то пускай он вместе с Примом мотается по утрам в его, Корбина, замок, а здесь уж ему грамотно подберут и физическую нагрузку, и режимы тренировок. Карина была не в восторге от предложения, но смирилась с необходимостью подобных действий, поэтому вскоре Альберт и впрямь стал превращаться в здорового, развитого ребенка.
Ну а потом выяснилось еще несколько интересных фактов. Во-первых, Альберт за годы своей болезни пристрастился к книгам. Поэтому, попав в замок Карри, он был просто поражен огромными, до потолка, стеллажами, забитыми книгами и, как когда-то Корбин, засел за них со страшной силой. Во-вторых, был у него и магический дар. Правда, настолько слабенький, что Корбин с Примом сильно сомневались, удастся ли их развить хотя бы до четвертого ранга, даже если тренировать всю жизнь. Однако это было уже кое-что, во всяком случае, управление амулетами ребенку должно было быть вполне доступным. И, в-третьих, мозги у пацана работали – он здорово чертил, был дружен с математикой… Корбин, подумав, дал ему неограниченный доступ в библиотеку замка. Потом выяснилось, что Альберт, бывает, засиживается за книгами до глубокой ночи – пришлось выделить ему небольшую комнатку… И вот так вот, постепенно, молодой барон врос и в жизнь замка, и, как ни удивительно, самого Корбина.
Граф мотнул головой, отгоняя воспоминания. Поймал недоуменный взгляд Прима.
– Ребята, я, пожалуй, пойду к себе. Что-то глаза слипаются.
– Ничего удивительного. Ты сколько не спал?
– Да не так и долго… Сутки, может, двое.
– Все, иди, отдыхай, мы тут сами разберемся.
– Хорошо. Прим, не забудь – завтра тебя ждет Корнелиус. Что-то у старика опять не ладится, не забудь, пожалуйста.
– Да помню я, помню. Ладно, иди, отдыхай. И чтобы раньше, чем через десять часов, из кровати вылезти и вздумать не смел.
– Все уже, иду… Учить он меня будет!
Корбин с усилием встал из-за стола, поднялся к себе. Каменные ступени, изрядно истертые еще сапогами его предков, сливались перед глазами – он, похоже, и впрямь устал. Зашел в комнату, привычно задвинул засов и, кое-как раздевшись, бухнулся на кровать.
В ту ночь он спал спокойно, без дурных мыслей и тревожных сновидений. В первый раз за последние несколько месяцев.
Глава 2
Прошло больше четырёх лет с тех пор, как я сбежала из под венца, а ощущение – что вся жизнь прошла. Причём большая её часть – в первый месяц. Мои сверстницы давно качают в люльках детей, вторых, третьих, а некоторые, особо плодовитые, и четвёртых… Я ни о чём не жалею. Детская обида на Корбина де'Карри давно прошла, и, если честно, я ему очень благодарна за то, что он спас меня. Ну, если уж совсем честно, то тогда он спас не только меня, а весь цивилизованный мир, причём от меня же… У меня есть оправдание моей чёрной неблагодарности – меня использовали втёмную. Использовал человек, пользовавшийся безграничным доверием и уважением, если не любовью, я считала, что до конца дней своих в долгу перед ним, а он, оказывается, разыгрывал партийку в шахматы… А мне была уготована роль фигуры, которая должна была сделать решающий ход, после которого Гроссмейстер объявил бы шах и мат всем королям Соединённых Королевств… Корбин спасал мир и не считал нужным обращать внимание на эмоциональное состояние отдельных неуравновешенных его жителей. Так совпало тогда, что я осталась совсем одна – всего на одну ночь, но я подумала, что ничего не значу ни для одного из тех людей, которых искренне и всей душой полюбила и считала своей семьёй. Оказалось, что я ничего не значу только для одного из них, для самого Корбина…