Охота на нежить

— Да, — важно кивнул мужичок.

— А ты — банник? — спросил я одетого в веник.

— Банник. С Кузнечного конца.

— А ты?

Я посмотрел на голубоглазого детину.

— Я болотник. Из Лопухинки. Там за деревней клюквенное болотце, так я в нём живу. Клюква ещё не поспела, извини. Я вот грибочков принёс.

Детина вытащил из-за спины корзинку, полную грибов.

— Тут, понимаешь, какое дело… — начал он.

Но банник с домовым не дали ему договорить.

— Куда ты без очереди?!

— Так я с темноты стою, — начал оправдываться болотник, — всю ночь шёл.

— Мало ли, кто откуда шёл! — зашипел домовой. — Что там у тебя важного, в твоей Лопухинке? Вот у меня беда самая настоящая!

— А у меня?! — подхватил банник. — Совсем стыд потеряли!

— Но я же первый у ворот стоял, — упрямился болотник.

Бля!

Я отпихнул пяткой любопытного шейлуньского червяка, который решил посмотреть на гостей. Приоткрыл ворота пошире.

— Заходите, все трое! И за мной — в дом. Только с тропинки не сворачивать — сожрут!

Сытин, увидев гостей, удивлённо поднял брови.

— Это ещё кто?

— Жалобщики мы, — важно ответил домовой. — К князю с жалобами пришли.

— К Немому?

Сытин весело заржал.

— Всё, Немой! Началась твоя служба!

Домовой уставился на меня.

— Это ты князь?

— Ну, я.

— А почему сам ворота отпираешь? У тебя что, слуг нет?

Бля! Твоё-то какое дело?

Банник тоже глядел на меня с удивлением, но помалкивал.

— Князь должен государственные вопросы решать! — поучал меня домовой. — А ворота открывают слуги. Они для того и нужны!

Охереть!

— Так, дядя! — невежливо перебил я домового. — Давай я без тебя разберусь, как мне жить. Что там у тебя за жалоба? Говори и проваливай! В смысле — иди заниматься важными делами. И другим не мешай.

— Вот видишь! — с торжеством сказал домовой болотнику. — Князь сразу разобрался, чьё дело важнее! Он хоть и молодой, но соображает! Подучиться ему, конечно, не мешает, но это дело наживное!

Болотник уныло втянул голову в широкие плечи.

— Ты посиди пока, — сказал я ему. — Блинов поешь. Сам же говорил — всю ночь шёл из Лопухинки. Проголодался?

Болотник кивнул и бочком примостился на свободный стул. Баба Дуня поставила перед ним тарелку с блинами, а Мыш пододвинул миску со сметаной.

Домовой с негодованием уставился на меня.

— А мы как же? Мы тоже гости! Это что же получается? Болотника-деревенщину князь за стол посадил, а порядочные городские жители так обойдутся?

Бля!

— Баба Дуня! — в отчаянии взвыл я.

— Я помогу! — сказала Глашка и убежала в кухню.

Умница моя!

— Так! — сказал я. — Сейчас все молча пожрём. А потом выскажете свои жалобы.

Потирая руки, я плюхнулся за стол. Моя тарелка была пуста. Мыш смущённо смотрел на меня.

— Не смог отбиться от проглотов? — ухмыльнулся я. — Надо было их копьём херачить. Хотя, они все такие крутые колдуны, что и копьё хрен поможет.

Сытин с Михеем заржали.

— И я колдунья? — спросила Глашка, внося сразу две тарелки с блинами.

Она явно набивалась на комплимент.

— Ты — самая крутая! — я приобнял её за плечи. — Просто шифруешься.

Глашка довольно улыбнулась, но блины поставила перед домовым и банником.

Домовой важно кивнул.

— Спасибо за уважение, князь!

И принялся с аппетитом чавкать.

— Прости, Немой! — виновато сказал Мыш. — Я всю ночь осваивал духовную практику Ипато Покуяки. А после неё такой аппетит, что…

От нашего хохота чуть потолок в столовой не рухнул.

— Мыш, — сказал я. — я очень рад за твою счастливую семейную жизнь. Для такого никаких блинов не жалко. Тем более что баба Дуня ещё напечёт. Правда, баб Дуня?

— Сейчас, внучек! — откликнулась с кухни баба Дуня. — Уже несу!

Вслед за этими словами в дверь влетели ещё две тарелки. Одна из них приземлилась перед болотником, вторая — передо мной. Я на лету ухватил с неё блин и запихал его в рот.

— Фкуфнятина!

Болотник робко посматривал на меня, не решаясь взять блин.

— Ты ешь, ешь! Не стесняйся! — подбодрил я его. — Мыш, так чем ты всю ночь занимался?

— Ипато Покуяки — это древняя мышиная практика принятия Лисы, — задумчиво объяснил Мыш.

Видно было, что он полностью сосредоточен на своих мыслях.

— Чего? — удивился Сытин. — Принятия кого?

— Лисы, — повторил Мыш. — Для мышей Лиса — это символ мучительной и беспощадной смерти.

Домовой продолжал жадно чавкать, ни на кого не обращая внимания. Банник ел аккуратно, насаживая кусочки блина на вилку. Болотник, глядя на банника, старался ему подражать.

— Вот оно как! — хмыкнул я, откусывая второй блин. — А для человека лиса — символ тёплой и пушистой шапки.

— Не перебивай, Немой! — нахмурился Сытин. — Дай Мышу договорить. Терпеть не могу, когда чего-то не знаю!

Домовой с возмущением уставился на Сытина, а потом на меня.

— Князь не должен позволять себя одёргивать какому-то боярину! Что это за порядки? В приличных домах такого просто не может быть!

Банник дёрнул домового за мешок и что-то зашептал ему на ухо.

Я запихал в рот третий блин и заткнулся. Пусть песдят на здоровье — мне больше еды достанется!

— Попытки спастись от Лисы делают мышиную жизнь бессмысленной, — продолжал Мыш. — Зачем искать нору, делать припасы или заводить детей, если всё равно придёт Лиса и всё сожрёт?

— Действительно, — хмыкнул Сытин.