В следующий миг машину тряхнуло. Грузовик протаранил микроавтобус сзади. Водитель атакованной машины прибавил газу, но на такой короткой дистанции это не имело значения. Распахнулась задняя дверка, и по кабине защелкали пули. Хейти пригнулся и прозевал момент следующего удара.
— И еще раз! — азартно заорал Корнелюк, лобовое стекло посыпалось Хейти на голову.
Машину занесло и едва не перевернуло.
Когда Хейти поднял голову, он увидел перевернутый микроавтобус, стекла выбиты, колеса беспомощно вращаются в воздухе.
— Вперед, вперед… — суетился Корнелюк, выбираясь из побитого мусоровоза. — Мне нужен капитан. Живой или мертвый. Давай…
Откуда ни возьмись у него в руках объявился короткоствольный автомат. Корнелюк держал на прицеле микроавтобус.
Капитан был жив. Когда Хейти вытаскивал его через боковое стекло, тот жалобно стонал, кажется, что-то случилось с рукой.
— Жив! — удивленно воскликнул Корнелюк. — Нельзя сказать, что кстати. Но ничего. Давай его в машину…
— Зачем? — спросил Хейти, на всякий случай придерживая свободной рукой «глок».
— План простой, — пояснил Александр, залезая в кабину. — Убиты сотрудники ФСБ. С места преступления пропал подозреваемый. Уехал, по всей вероятности, с сообщниками. Понимаешь, на кого все свалят? Чрезвычайно удачно капитан подвернулся…
— И не говори, — пробормотал Хейти, поглядывая на Слесарева, который валялся на сиденье без сознания.
«Одна беда, кто были его сообщники? — пронеслось в голове. — Вероятно, эстонский националист Хейти Карутар. Найденный мертвым, скончавшийся от полученных ранений в ходе проведенной операции. Или как-нибудь так».
Мусоровоз несся по дороге.
— Бомба с собой? — спросил Корнелюк.
— С собой… — успокоил его Хейти. — Кстати, почему нельзя было использовать готовый материал?
— Ну, ты даешь! Легко получить, легко выследить. Легко спрятать, легко найти. Просто, как сапоги.
— Понятно…
ГЛАВА 29
Вот дедушка идет. У него нет ног.
Вывалившись из кабины грузовика в сырую, пахнущую бензином траву на обочине, Сергей попытался перевернуться, но оперся на поврежденную руку и вскрикнул.
— Плохо дело, капитан, — сказали над головой. — Что там у вас?
Это был Костюм. Он присел на корточки рядом с Сергеем и ощупал руку прямо сквозь одежду.
— Вывих, — сказал он. — Чепуха, сейчас исправим. Только не ори, хорошо?
С этими словами он ловко и резко дернул руку. Боль ударила куда-то в голову, но через мгновение стало необыкновенно легко. Рука почти не болела.
— Спасибо, — кивнул Сергей.
— Не за что.
— Вас и этому учат?
— Нас много чему учат… Ну что, капитан, прекратим военные действия? — Ствол маленького автомата смотрел прямо на Сергея.
— Зачем?
— А затем, что ты и так глубоко залез, Слесарев.
Сергей огляделся. Мусоровоз стоял на полянке, в тишине, нарушаемой лишь попискиванием птиц и щелчками остывающего двигателя. Хорошо наезженная такая полянка, наверное, лесовозы тут стояли, вон соляркой как воняет…
На подножке сидел унылый Хейти с мешком в руке. Что у него в мешке? Давешняя кастрюля? Что ж, хороший подарок господам контрразведчикам… если только Костюм — контрразведчик. А ведь он неправильный контрразведчик, не настоящий… «А царь-то не настоящий!», — вспомнилось из «Ивана Васильевича»…
— Ладно, поговорим. Так и будем по званиям?
— А чего? Я майор.
— Штурмбаннфюрер, стало быть? — улыбнулся Сергей.
— Пошути мне, пошути, — кивнул Костюм. Беззлобно так кивнул, почти по-приятельски.
— Самое обидное, герр штурмбаннфюрер, — продолжал Сергей, переходя из положения «лежа» в положение «сидя», — что мне уже рассказывал много интересных историй ваш коллега — любитель кактусов. Правда, что-то мне подсказывает, что не такой уж он вам коллега, но тем не менее. Каких историй ждать от вас?
— А никаких, — серьезно ответил Костюм. — Живым хочешь быть? Хочешь. И он вон тоже хочет. — Костюм мотнул головой в сторону молчаливого Хейти. — Хочет, но молчит.
— Про жизнь мне он тоже вкручивал, — сказал Сергей, переходя из положения «сидя на заднице» в положение «сидя на корточках». Он прикинул, что вполне может достать Костюма, если тот не просчитает его намерения.
— И правильно вкручивал, потому что это главный козырь.
— Главный? А такие понятия, как честь и совесть, тебе знакомы, герр штурмбаннфюрер?
Костюм очумело посмотрел на Сергея, потом покачал головой и расхохотался. Смеялся он долго, утирая глаза тыльной стороной левой руки; автомат, правда, не опускал. Переведя дух, сообщил:
— А ведь я даже поверил сначала. Думал, ты это серьезно… Ну, капитан, даешь! Ты, часом, комсоргом в школе милиции не был? «Ум, честь и совесть нашей эпохи». Умеешь фасон давить. Ладно, давай серьезно.
— А я и говорю серьезно. Я, кстати, партбилет не сжигал, как некоторые. Если хорошую идею просрали, это еще ничего не значит.
— Ну, тогда считай, что разговора не вышло. Ты мне не так уж и нужен в живом виде, капитан, нужно бы тебе это было понять… Прощай, капитан.