Дальше дело пошло быстрее. Убрав колодки из-под самолетных колес, Вася влез в кабину буксировщика, натянул на себя подвесную систему парашюта и пристегнулся к сиденью. Потом без особых проблем запустил мотор. «Гладиатор» затарахтел, а потом мощно загудел, его пропеллер превратился в мутный диск. Самолет стронулся с места и вырулил на старт. Ожидавшая там графиня подцепила к планеру буксировочный трос. Потом она надела летнее светло-коричневое пальто и легкий шарфик на горло (понимала, что на высоте довольно холодно) и полезла в кабину планера. Было видно, как Ката возится там, пристраивая круглую задницу в узкой чашке пилотского сиденья, явно стремясь не помять пальтишко. О том прискорбном факте, что у нас с ней не было парашютов, думать мне как-то не хотелось…
– Будете командовать! – крикнула мне Ката. – Скажите ему, что как только вы махнете рукой – стартуем!
Я побежал к гнавшему во все стороны пыль и мелкие частицы травы, тарахтящему на холостых оборотах «Гладиатору».
Жупишкин широко улыбнулся мне из пилотской кабины.
– Взлетаешь, когда я махну рукой! Следи за мной! Удачи тебе, Василий!
Он еще раз улыбнулся и опустил очки-консервы на глаза, сразу став похожим на филина и обретя плакатные черты типичного покорителя пятого океана начала ХХ века. Закрывать сдвижную часть фонаря кабины он не торопился.
– Быстрее! – крикнула мне графиня, сквозь шум мотора. – Не до сантиментов!
Я подбежал к планеру и открыл узкую боковую дверь.
– Готовы? – уточнила Ката сквозь плоское стекло кабины DFS 230.
– Да!
– Тогда машите ему! Взлетаем!
Я послушно махнул рукой и запрыгнул в медленно покатившийся по траве планер. Закрыл за собой дверь и огляделся. Вроде принято считать, что планер – это «тоже такой летательный аппарат». Может, оно и так, но вот в десантном исполнении он, как правило, сугубо одноразовый. В данном случае – угловатый каркас фюзеляжа из металлических трубок и полос, покрытый полотном и фанерой. Впереди – занимаемое сейчас графиней сиденье пилота с ручкой управления, педалями и щитком с несколькими архипримитивными приборами, за ним, посередине, на две трети длины фюзеляжа – широкая скамья, разделенная на десяток секций трубчатыми спинками, очень похожими на кроватные. Короче говоря, практически столь часто встречающийся там и сям «стиль каменного века». Хотя, с другой стороны, «зеленые дьяволы» генерала Курта Штудента именно с таких вот рыдванов высаживались у Эбен-Эмаэля, в Голландии и на Крите. И, что характерно, особо не жаловались. Впрочем, выбора у них все равно не было. А с другой стороны – летали же люди в Первую мировую на всех этих, выглядевших еще более несерьезно, «Ньюпорах», «Альбатросах», «Спадах» и прочих «Фарманах» и «Сопвичах». И ведь не просто летали, а еще и умудрялись воевать, сбивая неприятельские аэропланы десятками…
Я упал на предназначенную для десанта скамью и начал потихоньку осматриваться, благо кроме пилотской кабины в обеих бортах имелось по несколько прямоугольных иллюминаторов, а в потолке фюзеляжа за крылом – еще и люк. Помнится, туда гитлеровские парашютисты могли выставить, в целях самообороны, ручной пулемет MG34 или MG13. Но здешний люк никаких шкворневых приспособлений для оружия не имел. Оно и понятно – на фига нужен пулемет соплякам-гитлерюгендовцам?
Уже в момент, когда я закрывал дверь, наш DFS 230 начал ускорять свое движение – биплан Жупишкина дал полный газ и начал разбегаться, потянув нас за собой на вытянувшемся как струна тросе. Шурша колесами по аэродромной траве, угловатый планер разгонялся все сильнее. Я видел, как «Гладиатор» оторвался от земли и пошел вверх, а потом и у меня возникло стойкое ощущение пустоты под ногами. Одновременно я ощутил сильный толчок – от планера отделились колеса взлетной тележки шасси. Характерная конструктивная особенность DFS 230, который взлетал с колес, а садился на лыжу, как подобному одноразовому изделию и положено. Стало быть, легкой дороги назад у нас теперь не было. Оставалось радоваться тому, что мы, кажется, тьфу-тьфу, взлетели…
Интересно, что потом, в своем времени, я не нашел в доступных документах и мемуарной литературе вообще никаких документов о планерной школе, с взлетного поля которой мы тогда стартовали. Единственным встретившимся упоминанием была информация о том, что в 1960—1970-е гг., во времена расцвета ГДР, где-то там был полевой аэродром, на котором сезонно базировались самолеты восточногерманской сельскохозяйственной авиации – и ничего более…